-Что это за светленький парнишка? Он из нашего отряда?
-Погоди, ты вот об этом что ли?— один из солдат в синей форме пристально вгляделся в силуэт, находящийся за сто метров от их поста,— Погоди, так это же женщина.
-Что? Женщина? Быть не может! Форма-то мужская.
-Сам присмотрись. Мужчины так винтовку не несут. Только для девушки она тяжелая.
-А… Точно. Ты прав. Но с каких это пор на линию фронта берут женщин? Я думал, что в Ишвар дам не повезли.
-Значит, ты ошибся,— другой солдат выпил немного из железной фляги, видавшей виды, мятой и начинающей ржаветь.
Шагая по руинам разрушенных домов легкой поступью, она приближалась. Лицо блестело от пота, на лбу запекалась кровь, лившаяся из царапины. Руки были перебинтованы на скорую руку, на местах костяшек виднелись кровоподтеки.
Глядя на погоны, солдаты привстали с полуразрушенной скамьи, взяв в руки пистолеты.
-Ваше имя и звание?
-Лейтенант Хоукай. Я хочу попасть в лагерь.
-Хоукай?— солдат не мог поверить своим глазам.
-Неужели это вы, «Ястребиный глаз»?
-Да. Пропустите меня в лагерь.
-Конечно, проходите.
Она прошла мимо солдат, оставив им повод для сплетен.
Шагая по песку в крепких кирзовых сапогах, задыхаясь от жары и тяжести формы, она старалась поскорее добраться до своей палатки, в которой ждала свежая форма и прохладная вода.
Оставаясь невозмутимой внешне, она размышляла о людях, которые сегодня погибли от её руки.
Яростный ишварит с бомбами, который лез на рожон. Находился на расстоянии четырехстах метров. Убит точным выстрелом в голову.
Командир отряда вражеской пехоты и трое его верных подчиненных. Находились в окопах, на расстоянии в пятистах двадцати метров. Пристрелены в живот и в сердце.
Дезертир армии Аместриса. Расстрелян. Не стала тратить на него больше одной пули.
Подкравшийся сзади ишварит с мачете и кольтом. После недолгого сопротивления пристрелен собственным оружием.
На сегодня, по меркам военного снайпера, пришлось немного жертв. Но вся работа выполнена чисто.
Закаленная войной и смертью, она с полной невозмутимостью несла тяжелую женскому плечу винтовку. Волосы, коротко обстриженные, промокли насквозь. Эх, сейчас бы отгул…
На войне нет отгулов.
-Эй, красавица, что ты тут забыла? Лучше бы сидела в Централе, поливала бы цветочки. Зачем тебе этот Богом забытый Ишвар?
Солдаты слишком похотливо глядят на неё. И хочется спустить на них курок, но это не по уставу. Нельзя убивать людей всего лишь за то, что они хотят хотя бы поглазеть на женский стан. Но очень хочется.
-Что за дискриминация? Отставить. Проявили бы галантность и взяли у неё винтовку,— знакомый голос раздается со спины.
-Рада видеть вас среди живых, подполковник Хьюз.
-Да, хорошо на свете жить,— Маэс улыбнулся, поправив очки,— но я хочу спросить, каким ветром вас занесло сюда, лейтенант?
-Попутным. Сейчас даже таких как я отправляют убивать.
-Жаль, что вам пришлось начинать военную карьеру с такого. Рановато вам на передовую.
-Ничего. Я справлюсь.
Эта пустая болтовня раздражала её, ведь ей так хотелось задать всего один вопрос. Но даже у профессиональных снайперов может не хватить смелости.
Но подполковник сам понял, что вертится на языке у юной девушки-лейтенанта.­
-Мустанг сейчас на окраине, там идет перестрелка между ишваритами и нашими. Скоро вернутся.
-Ясно.
Она кивнула и уже собиралась зайти под навес, как Хьюз подошел к ней ближе и шепнул так, чтобы остальные солдаты не услышали.
-Лейтенант, у меня все же есть к вам вопрос. Зачем вы пришли воевать в это пекло? Не лучше бы было жить в мирном городе, подальше от Востока, не зная войны, и писать на фронт письма, обезопасив себя?
-Вы просто не понимаете, Маэс. Я не могла сидеть, сложа руки во время войны. Я же прекрасно осознаю, кого сюда направляют в первую очередь. Алхимиков, живое оружие. Постарайтесь меня понять.
-Чтож, понимаю. Только постарайтесь себя беречь. Не думаю, что Мустанг не погладит вас по голове, если вас заденет вражеская пуля.
-Я сама его не поглажу, если он выйдет из войны инвалидом.
Хьюз лишь хмыкнул, улыбнувшись краешками губ, и ушел в палатку.

Рыжевато-алые лучи заходящего за горизонт солнца озаряли лагерь. Лейтенант сидела на камне, который когда-то был стеной ишварского дома, прочищая винтовку. Всё четко, по порядку. Разложенная, блестящая, со вниманием прочищенная винтовка. Ни единой помарки при сборке, ни единой оплошности при смазке.
Становится прохладней, дышать намного легче. Но эта война не для неженок, ночью будет буран.
Она щурится уставшими глазами, под которыми появляются синяки от усталости и морщинки от жестокости. Ей всего лишь двадцать лет, а она уже начинает седеть. Незаметно, но неизбежно. Ведь от тела не скрыть животного страха перед войной.
Она всего лишь за год стала старше на десять лет. Убей, или убьют тебя. Соблюдай устав, или тебя расстреляют. Береги свою жизнь ценой жизней других. Страшная философия войны старит молодых.
Галька шуршит под ногами. Кирзовые сапоги в пыли и крови. Форма мятая, пыльная, пропитанная чужой кровью. Вернулся. Живой.
-Что вы тут делаете, Хоукай?
-Я теперь лейтенант. Я убиваю для армии, как и вы.
Он глядел на неё и не верил глазам своим. Уезжая на фронт, он оставлял в Централе молоденькую добрую девчушку, которую он знал с самого её детства. Она улыбалась ему на прощанье, её светлые длинные волосы мягко ложились на плечи, её щеки сияли здоровым румянцем, её руки были холеными и нежными…
А сейчас перед ним сидела молодая женщина, с черствостью и строгостью чистившая винтовку перевязанными руками, склонившая свою коротко стриженную голову над оружием, она исхудала и побледнела от ишварской пыли и закоптилась от знойного солнца.
Мустанг взглянул ей в глаза, полные утомленности, нежелания убивать, разочарования, горечи.
От неё больше не пахло цветами, от неё пахло кровью ишварских бунтарей.
Она больше не была той девочкой, которую завещал поберечь её отец. Он бы прибил своего нерадивого ученика, узнай о том, что его дочь стала военной.
Легкая майка и синие брюки от формы не могли скрыть всю натренированность тела, не могли утаить женственность черт фигуры, которые манили взгляд, который мельком проскальзывал. Стыдно признать, но хорошо же взглянуть на её пленительный стан.
-Лейтенант, значит? Захотелось поиграть в войну? Кто дал разрешение? Какого черта ты полезла на фронт?— он был зол на неё за эту глупость, которую она совершила. Её место как можно дальше от минных полей и окопов. Не должна она была чахнуть на войне.
-Я пришла убить каждого, что посмеет помешать вам встать в главе страны. Можете говорить все, что угодно, но я остаюсь здесь,— она с серьезным видом смотрела в глаза Мустанга, ожидая хоть какой-то реакции.
Он лишь тяжело вздохнул и с едва различимой ухмылкой сказал:
-Будь осторожней. Ты ещё понадобишься мне в столице.
Она понимающе кивнула и с таимой в глубине души радостью взглянула ему вслед.