Сучка реально шипела, когда скакала верхом на Жадности, звук настолько нечеловеческий и шершавый, что за это Кимбли возненавидел их обоих еще острее. Зато, по меньшей мере, хотя бы его руки перестали чувствовать боль. Честно говоря, они теперь вообще никак не ощущались, просто мертвый вес, прикованный у него над головой.
Его притащили сюда несколько часов назад, после того как один из уродцев Жадности, бля, УЧУЯЛ, что он собирается дать деру, и поднял тревогу. А ведь он почти выбрался, он был уже практически свободен впервые за долгие годы.
Но что он больше всего ненавидел, так это ту жалкую рабскую часть самого себя, которая испытывала облегчение от его поимки. Ту, что затрепетала чуть ранее, когда Жадность сказал: «Ты следующий». И в этом он был ничуть не лучше, чем остальные выродки и монстры Жадности. Эта часть его уже принадлежала Жадности.
Сучка застонала в голос, забилась на члене Жадности, жарко кончая, и Кимбли заскрипел зубами, очень стараясь чувствовать презрение вместо зависти. Жадность снял ее с себя раньше, чем она успела восстановить дыхание, поднялся, по-прежнему возбужденный, и подошел – прокрался, как хищная кошка, грациозно-сильный и угрожающий, в тот угол, где они оставили Кимбли. Он был уже так близко, что от него отчетливо воняло ее щелкой, и Кимбли отвернулся. С улыбкой Жадность крепко сжал его подбородок и поднял лицо.
— Ну, и кого к кому ты ревновал?
Кимбли честно постарался освободиться, но Жадность держал так крепко, что, кажется, мог оставить синяк:
— Ты омерзителен, — огрызнулся Кимбли. – Вы оба мне омерзительны.
Улыбка Жадности стала чуть более хищной, чуть более опасной:
— Ты такой хреновый лжец, Кимбли.
И это было офигительно глупо, но как только он открыл рот, у него непроизвольно вырвалось:
— Пошел в жопу!
— Как пожелаешь, — Жадность отпустил его подбородок и вместо этого вцепился в волосы Кимбли, притянул его лицо ближе к своему члену, все еще влажно поблескивавщему от соков Миртел. – Обсоси дочиста.
Кимбли зарычал, раздираемый ненавистью и желанием, обнажил зубы в бесполезном угрожающем оскале. Бесполезном потому, что, заметив это, Жадность изменился – из теплой бархатистости кожи в гладкий мрамор – и толкнулся ему в губы. Гомункул резко выдохнул, проникая внутрь медленно и глубоко, его противоестественная твердость наполняла каждое движение грубостью. И та часть Кимбли, которую он ненавидел, была благодарна, она почти стонала от счастья, от неизбежности того, что он вынужден был подчиняться этой карающей жестокости, от вкуса Миртел на этом члене, от того, что он был абсолютно беспомощен сейчас. Но большая часть его понимала, как это отвратительно, и знала, что дальше будет только хуже. У Жадности не было никаких оснований щадить его теперь.
«В его жизни наказания за непослушание становились все хуже с каждым новым хозяином, которому он служил, — с горечью подумал Кимбли. — Армия, тюрьма, теперь вот это».
Приведя одежду в порядок, Миртел прислонилась к стене возле него и наблюдала за ними:
— Мило, — заметила она. – Так он мне нравится гораздо больше.
Жадность мурлыкнул.
— И мне тоже.
Он поднял свободную руку, и Кимбли показалось, что он почувствовал призрачное прикосновение к своим пальцам. — И все же, думаю нам стоит освободить ему руки. Немного от него будет пользы, если он потеряет их.
Это про его руки, понял Кимбли. Жадность говорил о том, что он может потерять руки, как о неком незначительном неудобстве, достаточном, чтобы выбросить его. И от этой мысли что-то похолодело у него глубоко в груди.
— Я могу подержать его, — предложила Миртел, чуть пожав плечами.
— Нет, — ответил Жадность, и на секунду Кимбли посмел почувствовать облегчение, с надеждой поднял глаза – и тогда Жадность улыбнулся ему своей ненавистной акульей улыбкой и сказал Миртел: — Тебе может не хватить силы. Позови остальных.
Она засмеялась, дрянная сучка.
— Будет сделано, босс.
Стоило ей выйти из комнаты, и Кимбли заскулил с членом Жадности во рту.
«Это ведь не считается за мольбу, — сказал он себе, — поскольку нет никаких слов. Это не считается, если слова звучат только у меня в голове: «Пожалуйста, не надо. Не разрешай им трогать меня. Не позволяй им видеть меня таким. Не поступай со мной так. Не заставляй меня делать это».
— Балдеешь? – спросил Жадность и толкнулся глубже. Его член был будто стальной стержень, будто он сосал ствол ружья, ранящий мягкие ткани неба. – Отсюда выглядит именно так.
Носком ботинка он раздвинул колени Кимбли и надавил в пах. Кимбли вздрогнул от беззастенчивого прикосновения ноги к своему члену и с болезненной четкостью осознал, что он возбужден, несмотря на, то или из-за того, что Жадность делает с ним. Кимбли не смог сдержать низкий стон и посмотрел на Жадность так гневно, как только мог.
— Ну ни фига себе, босс, — с чувством произнес Дорчет от входной двери. – Вот уж никогда бы не подумал, что ты сможешь укротить этого.
Кимбли напрягся, и Жадность подмигнул ему.
— Я не думаю, что он окончательно укрощен. Для этого потребуется работа всей команды.
— Гребанный ублюдок, — сплюнул Кимбли, как только Жадность освободил ему рот. Он чувствовал кровь у себя на языке, а его губы были смяты в сплошной синяк. – Ты мне за это заплатишь.
Жадность улыбнулся.
— Знаешь, и более крутые парни, чем ты, уже пытались со мной разделаться, — он снял цепь с крюка в стене и поднял Кимбли на ноги. – Лоу, — позвал он, — сможешь подержать это дерьмо для меня?
— С удовольствием, — буркнул Лоу. Кимбли посмотрел на него снизу вверх, и его затошнило. Дорчет рычал, Лоу хрустел костяшками, а Миртел улыбалась самой холодной улыбкой, какую он когда-либо видел.
И было понятно, что дальше будет только еще хуже.
Жадность взял Кимбли за горло и сдавил, безжалостно, оттесняя его назад, пока он хрипел и сопротивлялся. Его бедра коснулись края стола в середине комнаты, и он запаниковал, напрягся, но Жадность продолжал давить, наклоняя его назад, укладывая на стол, так чтобы этому подонку было легче добраться до его задницы.
— Прекрати, — выдавил Кимбли. – Жадность…
Гомункул перестал раскручивать цепь с его запястий.
— Почему?
Кимбли застыл. Фактически ему нечего было предложить.
— Я дам тебе все, что захочешь. Только отошли их.
Жадность бросил цепь, зазвеневшую об угол стола, сжал запястья Кимбли в своих ладонях и наклонился над ним, заводя руки за голову.
— Ты дашь мне все, что я захочу в любом случае.
Он так близко, слишком близко. Он выдохнул эти слова прямо в ухо Кимбли.
— Тебе нечем подкупить меня. Все, что я могу сделать с тобой, будет гребанным одолжением с моей стороны, — он слегка качнул бедрами, прижимаясь между раздвинутыми ногами Кимбли, так чтобы тот отчетливо почувствовал его возбужденный член. – А эти люди сделали намного больше, чтобы заслужить мою благодарность, чем ты. Они останутся здесь.
— Нет, да пошел ты! Я сказал, нет! – Кимбли забился так яростно, что Жадность приподнялся над ним, и сразу же чудовищные руки Лоу сжались на запястьях алхимика. Тогда Жадность разжал свою мертвую хватку, и кровь снова устремилась по венам, и его руки просто вспыхнули огнем. Это было первое из вернувшихся к ним ощущений. Кимбли зашипел от боли, почти не замечая, что Жадность настойчиво раздвинул ему ноги.
— Тебе не кажется, что ты слишком много жалуешься? – тоном беседы поинтересовался Жадность, мягко обхватив его член. – Как ты тогда объяснишь это, а?
Бедра Кимбли отреагировали раньше, чем он успел остановить их – они толкнулись вверх. Блядь, он действительно был возбужден, и жаркая уверенная ладонь ощущалась так чертовски приятно. Усилием воли он заставил себя замереть и выдавил сквозь зубы:
— Я. Не. Хочу.
— Ты не хочешь, чтобы это ощущалось так клево, как оно есть, — закончил за него Жадность, поглаживая медленно и уверенно, улыбаясь при виде того, как Кимбли кусал свои разбитые губы и старался на отвечать на ласку. – Ты думаешь, ты такой один? Думаешь, никто раньше не ненавидел себя за то, что хотел принадлежать мне?
— Заткнись, — выдохнул Кимбли, все еще не в состоянии заставить свое тело оставаться неподвижным, закрыл глаза, чтобы не видеть этой довольной улыбки на лице Жадности. – Заткни свою гребанную пасть.
Свободная рука Жадности провела между его ягодицами, приласкала.
— Знаешь, скорей всего будет изрядно больно, если я вставлю тебе всухую. Особенно, учитывая, насколько я отвердел, — его член прижался, прохладный и твердый, как броня, к бедру Кимбли. – Ну как, хватит тебе здравомыслия, чтобы попросить смазки?
— Чего? – Кимбли уперся в Жадность мрачным, подозрительным взглядом. У того не было никаких причин делать ему поблажки.
— Все, что от тебя требуется, это попросить меня вежливо, — пояснил Жадность. Он улыбался, по-прежнему мягко поглаживая член Кимбли. Тот ничего не ответил, в ярости молча оскалив зубы. Молить Жадность о жалости было бы довольно погано наедине, делать это в присутствии других — просто немыслимо.
— Не согласен? Предпочитаешь, чтобы я тебе там все разорвал? – Жадность развел ноги Кимбли еще шире, пристраиваясь. Головка его члена была тупой, толстой и прохладной, и Кимбли напрягся, его дыхание панически участилось. Жадность надавил, медленно, даря жгучее обещание боли.
— Нет, — выдавил из себя Кимбли. – Остановись. Мне нужна смазка.
У него щеки горели от унижения, и он непроизвольно закрыл глаза.
Жадность замер, вообще не двигаясь, только держал его раскрытым и уязвимым.
— Хорошее начало. А теперь я хочу услышать, как ты скажешь: «Пожалуйста, сэр”.
Кимбли отчаянно завертел головой, безнадежно пытаясь выдрать свои руки из страшного захвата Лоу. И тогда Жадность снова надавил, и в ответ все тело Кимбли содрогнулось, бедра заметались на месте, пытаясь избежать вторжения.
— Аааах, — вырвалось у него.
Руки Жадности сдавили еще крепче, удерживая его неподвижно.
— П… пожалуйста, — еле слышно выдохнул Кимбли, – Сэр.
— Мммм, — мурлыкнул Жадность, собственнически сжимая его бедра, и орган Кимбли дернулся в ответ. – А теперь скажи все вместе.
Кимбли зашипел от злости и выплюнул слова так быстро, как только мог:
— Пожалуйста, сэр, используйте смазку.
— Почти что удовлетворительно. И зачем я должен ее использовать?
— Чтобы… — ему хотелось закричать. Он и так делал то, что ему говорят – разве недостаточно? – Чтобы выебать меня.
Жадность снова будто бы непроизвольно мурлыкнул.
— А теперь посмотри мне в глаза и скажи еще раз.
— Я так тебя ненавижу, ублюдок! – огрызнулся Кимбли, прежде чем успел сдержать себя, и сразу же ослабел от страха.
Но Жадность в ответ засмеялся и выглядел при этом почти гордым его ответом.
— Ты можешь меня ненавидеть. Главное, чтобы ты подчинялся.
Потрясенный, Кимбли глаз не мог отвести от его лица. Он скорее набрал побольше воздуха, пока он еще не потерял своей решимости и пока Жадность не передумал, и взмолился:
— Пожалуйста, сэр, используйте смазку, когда будете ебать меня.
— Хороший мальчик, — оскалился Жадность, и что-то потеплело в его нечеловеческих глазах. И Кимбли ощутил невольную благодарность за это одобрение, и его затошнило от себя, даже несмотря на то, что Жадность приказал: — Достань мне смазку, Миртел.
Он сможет пережить это, понял Кимбли. Жадность отделает его, это точно, но есть определенные правила, и он будет следовать им, когда это потребуется для того, чтобы выжить. Он неотрывно смотрел в глаза Жадности, стараясь не видеть усмешку Миртел, когда она передала ему смазку.
Жадность улыбнулся ему обнадеживающей улыбкой:
— Думаю, мы неплохо продвигаемся. А теперь скажи, хочешь, чтобы я сначала растянул тебе задницу?
«Я смогу это сделать», сказал Кимбли самому себе.
— Да.
Жадность вопросительно поднял бровь.
Сквозь сжатые зубы Кимбли выдавил:
— Да, сэр, я хочу, чтобы Вы сначала растянули мне задницу. Пожалуйста.
На этот раз было уже гораздо легче произнести эти слова, легче уступить желаниям Жадности, и он ненавидел это.
И очень хотел бы ненавидеть то, как это ощущалось, когда Жадность ввел в него два пальца, скользких от смазки. Но прикосновение было медленным, и плавным, и нежным, хотя он ожидал чего угодно, но не этого. И ему было почти что больно от того, какое облегчение он испытал.
— Остановись, — прошептал он. – Не делай так.
— Не делать? – переспросил Жадность сухо, проникая в него все глубже. – Ты мой, Кимбли. И я собираюсь трахнуть тебя так, как еще никто никогда не трахал. – И он сделал нечто такое пальцами, нечто ужасное, как будто погладил член Кимбли изнутри. Кимбли забился, отчаянно вырываясь, давясь собственными жалкими паникующими стонами.
Дорчет засмеялся — звук резкий, как настоящий лай. Все тело Кимбли напряглось от гнева, выгибаясь на столе, рыча…
— Плохой пес, — огрызнулся Жадность, даже не взглянув на него, и Дорчет заскулил, как будто ему дали пинка.
Кимбли расслабился, напряженный оскал почти сменился улыбкой, прежде чем Жадность продолжил:
— Если ты будешь мне все усложнять, я не разрешу тебе поиграть с ним.
— Что? – Кимбли уставился на Жадность. Только не они. В смысле, не они тоже. – Мы так не договаривались.
— А мы никак не договаривались, — промурлыкал Жадность, снова пошевелив рукой. – Ты не в том положении, чтобы заключать сделки. Твое место делать, что я говорю, и принимать то, что я дам тебе.
Кимбли хотелось спорить, хотелось возразить, но Жадность опять касался его, как раньше, и если бы он открыл рот, Кимбли не был так уверен в том, что именно вырвется наружу. Хватало и того, что он весь дрожал, и двигал бедрами, а его руки сжимались и разжимались, в бесполезном поиске чего-либо, чтобы уничтожить. Еще хуже было сознавать, что какая-то часть его хотела быть здесь, поэтому он по-прежнему был возбужден, даже с пальцами Жадности в своей заднице и его шоу уродов, наблюдающим весь процесс.
А все становилось только хуже – лучше – он сам не знал – чем дольше Жадность гладил его внутри, мягко, неотвратимо. Кимбли так хотел, чтобы он перестал! Или делал это сильнее. Он хотел умереть. Он хотел кончить.
И когда он, наконец, утратил остатки воли, облегчением было хотя бы то, что первыми словами, которые вырвались у него, было:
— Я ненавижу тебя! – даже несмотря на то, что голос был голодным и жалким. – Чтоб ты провалился, Жадность, я так тебя ненавижу – трахни меня уже!
— Еще, — улыбнулся Жадность, не останавливаясь.
— Поганый ублюдок, — простонал Кимбли. – Я не могу… Ненавижу это, ненавижу тебя… Ммм… Пожалуйста, подонок, кончай это. Просто выеби меня!
Жадность выглядел очень довольным.
— Тебе идет быть беспомощным, — сказал он, вынимая, наконец, свои пальцы.
От внезапного ощущения пустоты Кимбли едва не затошнило: это не должно было быть таким странным НЕ чувствовать Жадность внутри себя. Но это было именно так: ему отчетливое не хватало чего-то важного все то время, пока Кимбли смотрел, как Жадность растирает смазку по своему члену, пока он не заблестел, влажный и черный.
Он задержал дыхание, когда Жадность прижался к нему, но в этот раз он был готов, и это… Боже, он был холодный и такой безжалостно твердый, но Кимбли уже знал, что сможет принять его, если подчиниться… Это не будет совсем уж невыносимо, если он только не станет сопротивляться, и откроется, и даст Жадности наполнить себя.
Жадность закрыл глаза, урча от удовольствия, погружаясь внутрь на всю длину, пока его бедра не прижались к ягодицам Кимбли. А потом остановился и посмотрел на Кимбли сверху вниз с настоящей улыбкой:
— Очень заводит принуждать тебя принимать меня, когда там на мне Абсолютный щит, — он покачнул бедрами, и его противоестественная тяжесть переместилась в заднице Кимбли. – Но проблема в том, что так я сам не могу почувствовать тебя как следует. – Его орган шевельнулся, дернулся, и щит растаял.
Кимбли застонал в ответ, и сам испугался, что так реагирует на такую мерзость, как член Жадности у него внутри.
— Ты отвратителен, — выдохнул он, когда Жадность удобнее перехватил его под колени, удерживая ноги Кимбли на весу и разведенными в стороны.
— Дааа, — согласился Жадность. – И ты настолько не можешь это выносить, что весь горишь.
Его руки почернели, сжимаясь с силой достаточной, чтобы оставить синяки, когти вдавились в кожу.
И Жадность начал двигаться, толкаясь медленно и глубоко, и Кимбли сжал зубы, что б не кричать. Это было сложно. Дыхание сбивалось, все его тело раскачивалось, отвечая независимо от того, хотел он этого или нет.
А потом Жадность нашел это кошмарное место и принялся мучить его, начав делать своим членом то же, что он делал до этого пальцами, движениями накатывающимися и ровными, пока Кимбли не показалось, что он сейчас просто весь развалится на куски.
— О, пожалуйста, — сквозь сбивающееся дыхание выдавил Кимбли, содрогаясь на его члене. – Не надо… Пожалуйста, прекрати.
— Я не собираюсь прекращать, пока не закончу, — ответил Жадность с голодной улыбкой. – Может быть, перестанешь противиться мне?
Кимбли не смог ответить, не смог сдаться и не посмел отказать, беспомощный в руках Жадности и Лоу, он обмяк с жалким хнычущим звуком.
Звук с другого конца комнаты заставил обоих: Кимбли и Жадность – посмотреть туда, на Миртел и Дорчета, неотрывно наблюдающих за ними, не взирая на то, что они ласкали друг друга.
От унижения у Кимбли кровь прилила к лицу, а Жадность засмеялся.
— Эй, никого не забыли? – он подмигнул. – Миртел, иди сюда и позаботься о Лоу. У него нет свободной руки.
Лоу пожал плечами и снова придавил руки Кимбли.
— Я могу подождать. Или это надо понимать в смысле, что ты не дашь нам поиграть с ним, когда закончишь?
Кимбли посмотрел на Жадность, замотав головой. Его глаза умоляли: «Нет, не отдавай меня им. Они гребанные монстры».
Жадность улыбнулся в ответ и резче ворвался внутрь, заставив Кимбли содрогнуться.
— Но ведь нет причины тебе страдать до тех пор, верно? – спросил Жадность, и Кимбли не совсем понял, кому он это говорит – впрочем, не то, чтобы это было важно, раз уж он продолжал делать, что делал: его член выворачивал Кимбли наизнанку от удовольствия.
И потом Миртел присоединилась к ним, и Кимбли чувствовал ее гребанный запах, а Лоу издал гулкий стон, низкий и полный удовольствия, отвечая на то, что она делала. И тогда Кимбли решил, что он примет слова Жадности, как сказанные в свой адрес, потому что если Жадность действительно собирался отдать его после своему шоу уродов, если его они заставят его трахаться с таким монстром, как Лоу, тогда он хотел бы, по меньшей мере, получить удовольствие, пока мог. Если повезет, то он окажется достаточно хорош, чтобы Жадность захотел оставить его себе и не делиться.
Он знал, что Жадность не станет слушать его просьб остановиться, но мольбы о большем могла сработать – Кимбли глубоко вздохнул, облизал губы и снова посмотрел прямо в глаза Жадности.
— Пожалуйста, — сказал он. – Пожалуйста, подрочи мне. Или дай мне самому это сделать. Или что угодно. Пожалуйста.
Жадность сбавил темп, мягко поглаживая ляжку Кимбли когтистыми пальцами.
— Назови мне достойную причину.
— Потому что я хочу… хочу кончить, — хрипло выдавил Кимбли. Он сам подался навстречу Жадности, насколько мог. – Потому что… — он был вынужден закрыть глаза, и его голос понизился до шепота. – Потому что твой член так классно ощущается у меня в заднице. Пожалуйста, сэр, дайте мне кончить.
— Я могу сделать, чтобы ты кончил прямо так, без лишней помощи, — Жадность угрожал, пугал, и Кимбли понял, что это, скорее всего, правда, мысленно умоляя Жадность не поступать с ним таким образом, не на глазах у остальных.
— Смотри на меня, — приказал Жадность.
Кимбли открыл глаза, беспомощный, сдавшийся.
— Пожалуйста, — попробовал он еще раз. – Пожалуйста, не заставляй меня делать это...
Жадность кивнул, снова с на удивление довольным видом.
— Не в этот раз, — согласился он. – Ты так хорошо себя ведешь, что заслуживаешь небольшой награды. – Он повелительно щелкнул пальцами и оглянулся. – Дорчет. Соси.
Химера зарычал, глядя на Жадность шокировано и возмущенно.
— Я не стану это делать для него!
— Нет, — сказал Жадность холодно. – Ты сделаешь это для меня. И сделаешь в точности, как я тебе сказал.
Дорчет заскулил очень тихо, оскалился. Когда он подошел к ним, его плечи были напряжены, а голова опущена. «Больше животное, чем человек», подумал Кимбли. Он встретился с Дорчетом глазами, и увидел горящую там ненависть, и выдержал его взгляд, пока Дорчет не отвернулся. А потом ему пришлось сдержать стон, кода Дорчет наклонился, злой и униженный, и стал лизать его член.
— Хороший мальчик, — похвалил Жадность, поглаживая его волосы. – Хороший пес.
Дорчет обхватил губами его головку, его рот — горячий и скользкий вокруг члена Кимбли, и Жадность надавил ему на затылок, чтобы он взял глубже.
Кимбли не сдержал стона, его бедра раскачивались сами собой, и не переставая смотреть Жадности прямо в глаза, он выдохнул:
— Еще, мать твою, еще.
В ответ Жадность стал трахать его размашистей и сильнее, с каждым рывком вбивая свой член немыслимо глубоко и в то же время толкая собственный член Кимбли в рот Дорчета. Кимбли дрожал, мучимый и переполненный желанием, давясь проклятьями каждый раз, когда зубы Дорчета царапали его орган. Это был перебор ощущений, больше, чем он мог выдержать. Все его нервы воспалены страстным порывом кончить. Его ноги дрожали и сжимались в захвате Жадности.
— Ты ублюдок… ебанный ублюдок… ну, пожалуйста…
И Жадность вогнал ему на всю длину и оскалился:
— Давай, — одновременно поднимая Дорчета за волосы. Кимбли выломало спину, вывернуло наизнанку, и он кончил, насаженный на член Жадности, стонущий, содрогающийся, переполненный, как никогда в жизни. Белый свет полыхнул у него перед глазами, как от настоящего взрыва.
Жадность последовал за ним, будто бы только этого и ждал, острые зубы обнажены в гримасе удовольствия, пока его член содрогался внутри Кимбли.
— Очень мило, — сказала Миртел, и Лоу согласно промычал что-то себе под нос.
— Да, — согласился Жадность, отступая и вытаскивая член, — он действительно оказался неплохой маленькой задницей. Может быть, я и оставлю его себе.
У Кимбли лицо горело от унижения, и он прикусил губу, чтобы ничего не сказать. Его собственные желания не значат ничего, Жадность очень ясно дал ему это понять.
— Так ты поделишься своей новой игрушкой, босс? – спросил Дорчет с голодной улыбкой.
Жадность посмотрел на Кимбли сверху вниз, и тот задержал дыхание, не отпуская его взгляда. Ему хотелось умолять: «Нет, не надо делиться мной. Я буду твоей игрушкой. Только не делай меня игрушкой и для них».
— Оближи его дочиста, — сказал Жадность Дорчету, — и можете пользоваться им до утра.
Эти слова вернули Кимбли голос, заставили высказать то, что он думал. Заставили умолять Жадность, пока тот застегивался:
— Пожалуйста, не надо. Не поступай так со мной!
Язык Дорчета слизывал сперму у него с живота, горячий и скользкий.
— Пожалуйста, не отдавай меня им, — есть только один способ сказать это так, чтобы могло сработать, чтобы этого было достаточно, и он должен попробовать: — Пожалуйста, сэр. Я хочу быть твоим.
Жадность обошел стол, наклонился и поцеловал его в губы. Кимбли открылся и ответил на поцелуй, приветствуя его, позволяя Жадности запустить язык ему в рот и даже поскуливая от удовольствия.
— Ты уже мой, — сказал Жадность, выпрямляясь, когтистая рука легла Кимбли на горло. – И я буду делить тебя, с кем я пожелаю.
Слова горели у Кимбли в горле: «Пожалуйста, нет, Жадность, подожди», — пока он смотрел, как гомункул идет к двери.
— Не повредите его слишком сильно, — бросил Жадность уже на выходе. – Я вернусь за ним на рассвете.
Кимбли смотрел ему вслед, смотрел, как захлопнулась дверь. Ему было слишком хреново, чтобы продолжать бороться. В оцепенении он услышал, как Дорчет сказал:
— Переверни его, я буду первым.
Кимбли был слишком измучен, он просто обмяк и подчинился.
Чем дальше, тем хуже.
Ему казалось, что он уже никогда не будет снова свободен.

Конец.