Я открыл дверь и вошел. Замер на пороге.
Тишина. Тишина. Тишина.
Хорошо. Меня устраивает. Именно тишина мне и нужна. Ну да, стоило ли отпускать служебную машину, если я сейчас развернусь и уйду? Нет уж… Теперь я как миленький буду предаваться тяжелым мыслям и рассусоливать о вечном. А иначе на кой бахамут я сюда приперся, спрашивается? Уж точно не за тем, что сказал Руду… А этот тоже хорош – поверить мне! И в чем? В том, что я собираюсь проверить этот район на опасность! Я – и работать? Добровольно?..
Ну и буду, нечего там…
Я прошел вперед, хотя почти ничего не видел. Вот будет смешно, если я сейчас сломаю себе шею, навернувшись о гнилые доски… Помру примерно так же, как и жил. По-дурацки. Ну, по-другому у меня и не получиться. Даже если очень постараюсь. Тсенг называет это кармой. А я – «С кем поведешься – так тебе и надо»…
В доме было тем прохладней, чем глубже я в него заходил. По правде говоря, это было приятно. Люблю прохладу. И еще – чтоб на улице была серая сырость, низкое небо, набухающее дождем, и, как говорит Елена, «мряка». Не знаю, что это слово значит, но оно в самый раз для такой погоды, будто специально придумано.
Споткнувшись обо что-то немелкое, я не упал только потому, что ухватился за него. Наверное, остатки мебели. Дом-то старый. В Нибельхейме сейчас никто не живет – цены на землю дешевле печенья, а никого калачом не заманишь. Вздохнув, я смирился с неизбежным, сиречь с человеческой непроходимой тупостью. А заодно и с законами биологии – пока мои глаза не привыкнут к полумраку, двигаться дальше было чревато. Поэтому я просто присел на край обнаруженной мебели, задумчиво хлопая себя по карманам – словно искал сигареты. Нет, я же не курю! А вы думали, да? У каждого есть какой-нибудь талисман на удачу. К нему обращаются, когда все равно больше нечего делать, и, как знать – может и впрямь поможет. У меня такой тоже был. Я его прятал – не от людей, а от себя – в небольшом овальном медальоне, и носил в кармане. Не хочу, чтобы все вокруг имели повод поразмыслить о моей личной жизни. Уж лучше некомими носить! Пальцы нащупали гладкий металл – крышка без украшений. Внутри – немного пушисто, немного колюче, и странно-тепло. Талисману надо поверять свои желания…
- Я хочу так многого, что тебе лучше не знать, – сообщил я медальону, – в частности – чего-то среднего между психотерапевтом и монстром.
- Если тебя это утешит, то ты на нем сидишь, – подала голос моя «мебель». Я вскочил, как ошпаренный, забыв даже заорать для приличия, не говоря уже о том, чтобы ткнуть разговорчивый «табурет» шокером. Долбанулся головой о низкий просевший потолок, отскочил, во что-то встрял, и полетел на пол. Встреча с ним не состоялась лишь по одной причине – моя «мебель» меня поймала. У «мебели» оказались сильные руки – профессионально захватившая, но бережная правая, и острая и впивающаяся до самого мяса левая. Мне оставалось только побиться головой о пол.
- Винсент, что ты здесь делаешь?
- Живу, – невозмутимо ответил он. Я открыл рот. И осторожно его закрыл. Пригодиться еще. Винсент усадил меня на что-то, что в темноте я определил, как мягкий пол. Пожалуй, полом оно и было – чему-чему, а своей филейной части я доверяю. Еще ни разу не подвела. Я попытался хоть что-нибудь рассмотреть в темноте. Теперь-то я понимал, что это именно она, а никакой не полумрак. И не вижу я, потому что и не могу видеть. Винсент – другое дело, у него глаза по-другому устроены, сидит, небось, напротив, и не мигая, созерцает мою растерянную физиономию. Надо срочно спасать положение, пока не пострадала моя репутация самого невыносимого существа во Вселенной и ее окрестностях…
- Да будет свет! – провозгласил я и добавил: – пожалуйста, если вам не трудно, сэр.
- Мне не трудно, – откликнулся Винсент, – но здесь нечего зажечь и нечем. Я, как тебе известно, обхожусь без света.
- А твоим гостям как быть?
- Ко мне не ходят гости.
- А я? — я хотел привычно помахать руками, как делал это всегда, когда старался привлечь к себе внимание, но одна из них тут же в чем-то запуталась. Я осторожно потянул на себя, стараясь не думать, какую картину сейчас наблюдает Винсент.
- Отпусти мои волосы, – произнес он, – несмотря на слухи, мне больно, – я так и замер.
- Отцепись сам, – предложил я ему, – я же ничего не вижу…
Он принял мои слова слишком серьезно, и я снова ощутил его руки – живую и стальную. Когда я впервые это увидел, подумал что протез. Потом мне стало любопытно, я полез в базу, взломал файлы шефа. С тех пор именно я являюсь спикером Шин-Ра по делам Лавины. Раньше этим занимался Тсенг. Он съездил со мной пару раз, посмотрел, как я работаю, и, кажется, все понял. Умная зараза, я всегда это знал – с тех самых пор как он меня подобрал и пристроил. Тсенг – «крестный отец мафии» в моем лице, никогда больше не вмешивался в переговоры. Правильно, кесарю кесарево, а психу…

Винсент молчал. Естественное для него состояние. А я думал. Неестественное для меня состояние. Каждый занимался своим делом – вот она, гармония!
Не знаю, о чем он молчал. А я думал о том, что у каждого из нас всего одна жизнь. И что нельзя войти в одну и ту же реку дважды. И что каждый день к нам домой возвращается кто-то другой, потому что мы меняемся. И что если я сейчас извинюсь, встану и уйду – после того, как в буквальном смысле сел демону на шею – грош цена моему талисману, который я все равно от этого не выброшу.
И я протянул руку в темноту. Конечно, велика была вероятность, что я просто ткну Винсента в глаз – правильно Тсенг о карме говорил, есть она – но шаг будет сделан.
В глаз я не попал. Рука нащупала полу плаща на груди демона. Не обольщаясь маленькой победой, я двинулся дальше. Он был холодным, как я и думал. Я вообще много о нем думал – представлял, рисовал его в голове. Было странно осознавать, что он оказался именно таким, как я воображал себе.
Я нашел то место, где у нормальных людей бывает сердце. Руку окружал холод. Ну да, а чего я хотел? Демон. Обитель четырех зверей, цепной пес старой Шин-Ра, оборвавший привязь и сбежавший на волю.
Стук… Стук… Стук… Стук…
Все быстрее и быстрее. У него стучало сердце. Живое. Человеческое.
Стук. Стук. Стук.
Я ничего не понимал. Только что были только тишина и холод, как и во всем доме. И вот, все изменилось – как? Почему? От чего? Эх, говорил мне Тсенг – ходи, Рено, на лекции при корпорации. Так нет же…
Внезапно я ощутил тяжесть на плечах – левая рука – да, рука, а не лапа! – Винсента опустилась мне на плечи. Нет, никаких волшебных превращений с ним не случилось. Просто то, что для других было лапой, для меня будет рукой. Всегда.
Я доверчиво ткнулся в темноту лицом – не разбираясь. От Винсента пахло чем-то странным, я никак не мог понять чем. Точно как я себе и представлял!
Стук! Стук! Стук!
- Ты живой, Винни.
И я его поцеловал. Просто взял узкое лицо в ладони, нашел его губы и сделал это. Он был такой холодный, словно долго просидел на морозе – и тело плохо слушалось его. Он словно во сне попытался что-то сделать, как-то повлиять на ситуацию, но куда там… Кто б ему дал! В эту минуту он был мой, и я не собирался его уступать – а уж тем более каким-то глупым предрассудкам, вроде философских бесед. Винсент целовал меня в ответ, значит, я не был ему противен. Он согласен был провести время таким образом. Вот и славно. Меня все устраивает.
Тело затекло от не слишком удобной позы, тем более – я окончательно запутался в плаще Винсента, своего – давайте уже называть вещи своими именами – возлюбленного.
Да, я люблю Винсента. Да! Так я ему и сказал. Прямо в лицо. Ну, хотя бы в ту сторону.
Внезапно по глазам ударил свет. Я зажмурился, представляя себе всякие ужасы – от Руда с фонариком, решившего меня поискать, до воскресшего Сефирота включительно. Но все оказалось куда проще – не успел я в красках представить себе выражение лица напарника, заставшего меня в объятиях главного претендента на роль ночного кошмара корпорации, как глаза сами открылись.
Оказалось, мы сидим на вутайской циновке, и рядом горит масляная лампа. Я укоризненно перевел взгляд на Винсента. Он меня прекрасно понял.
- Я не лгал тебе, – произнес он, и его голос больше не казался мне холодным, – просто забыл.
- Забыл? – не поверил своим ушам я, – как можно было забыть о том, что все время у тебя под носом?
- Я жил в этой комнате, когда был турком при лаборатории, – пояснил он, – пятьдесят лет назад. Читал по вечерам при свете этой лампы. После того, как Клауд разбудил меня, я живу здесь. Все, что было мне не нужно, я убрал. Лампа не нужна мне, но ее я оставил.
- Почему? – одними губами спросил я. Винсент помолчал с минуту.
- Я надеялся, – наконец признался он, словно клещами выдрав из себя эти слова, – я продолжал надеяться, что кто-нибудь ко мне придет.
- Я пришел, – я улыбнулся ему в лицо и занялся многочисленными пряжками плаща и всего остального. Костюм, доведший бы до эпилепсии любого маньяка – как прикажете раздеть жертву, тут такая система, сейф шефа, и тот вскрыть проще… Я-то пробовал, я знаю…
Это было так странно и непривычно, что я даже задумался. Постель и кто-то кроме меня в ней ассоциировался у меня всегда лишь с одним. И этого одного мне сейчас было не нужно. Хотелось просто прикасаться к нему, чувствовать стук вновь ожившего сердца, слышать дыхание, ощущать его на себе… Мануальная терапия тактильным контактом, Дженову вашу за ногу, хотя и ног-то у нее нет…
Могу себе представить, что это было для Винсента!.. Сколько лет у него никого не было? Никого, кто мог бы его обнять? Тридцать? Пятьдесят? Больше? Как он не сошел с ума от этого?.. Я бы, наверное, сошел… Рядом должен, должен, я говорю, быть кто-то, кто может погладить. Ни за что. Просто так. Потому что ты – это ты, и ему хочется тебя гладить.
Я попытался зарыться в его волосы и в последний момент вспомнил об очках. Винсент приподнял уголки губ – неуверенно, словно делал это впервые. Разучился. Заодно я вытряхнул его горемычную голову из банданы. Вот так-то лучше!..
Ну что вам сказать… Мне было хорошо. И пусть я рыжий эгоист, но считаю, что и Винсенту тоже. Может, завтра он выставит меня за дверь, но сейчас он был здесь. Пожалуй, будь я девушкой, такая вероятность отравляла бы мне жизнь. Но я – это я, а потому не собираюсь терзаться из-за ерунды, которая еще неизвестно, случиться ли.
Винсент неуверенно коснулся холодными губами моей шеи – я поднял подбородок, чтобы ему не мешать. И одновременно вцепился в волосы – чтоб и не думал дезертировать.
Я никогда не думал, что тактильный контакт – это… Вот то, что случилось. Как надо было оголодать, чтобы утворить… Такое. Винсент в полной мере проявил свою звериную сущность – а может, и был таким всегда, просто скрывал, боясь оттолкнуть тех немногих, кто с ним общался. Забавное сочетание: Винсент боялся… Но он ведь тоже живой человек, что бы там по этому поводу не утверждала наука. Для меня он живой, и человек – самый близкий и дорогой.
- Рено, – он приподнялся на локтях надо мной – лохматый, с темными пятнами на скулах. Я не сразу сообразил, что это румянец, - Рено.
- Да, Винни?
- Спасибо.
- Винни?
Он лег, и я почувствовал жар его сердца – словно прижался к камину. Винсент – труп, холодный, как и положено – с пылающим угольем слева в груди. Он произнес возле моего уха:
- Я не знаю, как это сказать. Что тоже люблю? Что чувствую себя снова живым? Что мне никогда бы не хватило смелости поступить так же, как и ты? Рено…
- Все в порядке, – я обнял это чудо природы и закрыл глаза, – все что я хочу услышать – это что тебе хорошо. Может, конечно, мы и неправильно поступаем, и все такое – но меня это не волнует.
- Мы поступаем правильно, – я скорее почувствовал, чем увидел, как его глаза стали из янтарных алыми.
И мы все-таки занялись любовью – если, конечно, так можно назвать обоюдную трансовую медитацию до рассвета.
Все-таки мой талисман – это нечто! Клок красной тряпки в железе – а какой эффект!..