Строфа 1. Пассаж "Боль" (Эту боль настоями не унять...)

Эпиграф к фику:
Ambo meliores. Оба хороши.

Торрен рыдал так, что, казалось, у него вот-вот разорвется грудь от непомерной, невыразимой, жгущей, терзающей душу миллионами раскаленных зазубренных ножей боли, глаза ослепнут от слез, а голос просто исчезнет, выплаканный вместе с соленой влагой.
Дариэль мучился не меньше друга – от сочувствия, которое он не мог выразить, от злости на свое бессилие, от осознания того, что не может умалить боль Тора и утешить его, — и топтался под дверьми его комнаты, пока младший принц дроу рыдал в голос, зарывшись лицом в подушку. Он не желал никого видеть – и запер дверь на все известные ему заклинания, так что даже Вортону, до седых волос перепугавшемуся за внучка, пришлось повозиться с защитой несколько минут, прежде чем он смог заглянуть в покои Тора и убедиться, что тот не собирается вешаться или бросаться на меч.
Полчаса назад Торрен застал Триона страстно целующимся в коридоре с Оллеро Дро’Шанети. Вортон, увидевший выражение лица младшего внука, пришел в такой ужас, какого он не испытывал со времен своего разрыва с Тиль. Увлеченные Трион и Оллеро ничего не заметили, а вот лорд Шаррен и Дариэль всерьез опасались, что младший принц наложит на себя руки. Ведь Торрен был безумно влюблен в старшего брата вот уже несколько лет. Легкие интрижки с придворными дамами и разгульными девками Тор терпел – но пылкий поцелуй Триона с Оллеро, его лучшим и самым близким другом, мигом разрушил весь мир младшего принца дроу, разбив ему сердце и безжалостно растоптав его душу.
Дариэля, попытавшегося влезть с утешениями, Тор отшвырнул от себя как щенка. Он нагрубил Сирину (у которого по мере демонстрации младшим принцем его знаний темноэльфийского мата глаза принимали форму все более идеального круга), огрызнулся на кого-то из придворных и – о боги! – в лицо надерзил Вортону! А после этого ворвался в свои покои, понавесив на них столько защитных чар, что легче было снести дворец, чем открыть дверь, бросился на кровать и завыл, орошая слезами подушку и катаясь по кровати. Вортон, сумевший снять чары с дверей и заглянуть в комнату внука, лишь сочувственно изломал брови и вышел.
Дариэль метался около покоев друга, не находя себе места. Рыдания Тора хлестали его как бичи, и каждый всхлип, каждый вздох, каждый шорох выворачивал душу. Ему до сумасшествия хотелось влететь в комнату Торрена, обнять его, крепко-крепко, прижать к себе, поцеловать, успокоить, сказать, что эта скотина Трион не стоит его слез, что он просто не достоин его, что он, Дариэль, любит его больше всего на свете, что он ради него на все готов, пусть только Тор, его любимый, красивый, самый лучший в мире Тор не плачет… Ведь ничто – ничто! – в этом мире не стоит его драгоценных слез. Ничто. И уж тем более – этот ублюдок старший принц.
Дариэль несколько раз порывался сунуться к Тору, но его останавливал суровый взгляд Вортона. Лорд Шаррен не торопился покидать пост у дверей внучка – просто на всякий случай.
Торрен плакал долго. Когда он наконец затих и исступленный рев снизошел до редких всхлипов, Дариэль встрепенулся и шагнул было к комнате принца, но Вортон преградил ему путь.
— Не лезь, — сухо сказал он, и светлый эльф прирос к месту.
Вортон вошел и ненадолго замер у дверей. Тор лежал на кровати, зарывшись лицом в подушку. Плечи его вздрагивали. Вортон бесшумно подошел к нему и присел на край кровати.
— Торрен.
Принц даже не шевельнулся.
— Торрен.
Молодой дроу шмыгнул носом.
— Убирайся.
В другое время Вортон ни за что бы не простил подобную дерзость и прилюдно высек бы зарвавшегося внучка, но сейчас был не тот случай. Даже боль от двухсот плетей, нанесенных рукой самого лорда Шаррена, не умалили бы его душевных терзаний.
Вортон положил ладонь на макушку Тора.
— Торрен, не нужно.
— Уйди! – дернулся принц.
— Тор…
— Уходи!!! – взвыл молодой дроу и снова вжался в подушку, сотрясаясь в рыданиях. Вортон жалостливо сдвинул брови. – Уходи, не хочу тебя видеть! И Дариэлю скажи, чтобы перестал топтаться под дверьми!
— Торрен…
Принц всхлипнул, обрывая поток слов. Спина его дрожала.
— Уходи…
Пальцы Вортона зарылись в шевелюру внука, ласково и успокаивающе поглаживая.
— Торрен, успокойся.
Молодой дроу приподнялся на локтях, бросил на деда несчастный взгляд из-под упавших на лицо волос.
— Лорд Вортон... Что… что мне теперь делать? – голос его звенел как хрусталь – и от одного этого звучания у лорда Шаррена разрывалось сердце. Он чувствовал, как страдает его внук – он сам страдал так же те тысячи лет, что был в разлуке с Тиль.
Вортон пожал губы и, мягко обняв внука за плечи, притянул его к себе.
— Забудь его.
Тор вздрогнул.
— Просто – забудь.
— А вы… — вдруг дрожащим голосом произнес принц, — вы забыли Тиль за все те века, что искали и не находили ее?
Вортон замер.
И откуда у мальчишки такая мудрость?
Он не ответил.
Торрен уткнулся лбом в плечо деда и затих на несколько минут. А потом тихо сказал:
— Уходите.
Вортон, не говоря ничего, отстранился, провел рукой по голове внука и встал. Помедлил, собираясь что-то сказать, но не произнес ни слова. Он вышел из покоев внука и тут же наткнулся на полный тревоги взгляд Дариэля.
— Не трогай его.
Светлый эльф поник и опустил глаза.

На следующий день Торрен не вышел завтракать. Посланная за принцем служанка вскоре вернулась и сказала, что Его Высочество плохо себя чувствует и не хочет есть. Норрен переглянулся с женой. Дариэль до боли стиснул в руке вилку. Вортон сохранил невозмутимость, а вот Трион изумился – на его памяти братишка впервые отказывался от еды.
— Я схожу к нему, — он встал было, но под выразительным взглядом деда упал обратно на стул. «Не смей», — говорили глаза Вортона, и Трион не посмел ослушаться.
Однако он тревожился за брата и не мог нормально заниматься делами, так что днем Трион не выдержал и направился к Торрену.
Его младший пластом лежал на кровати. Когда Трион вошел, Тор слегка приподнялся, оборачиваясь, и кронпринц ужаснулся – его брат выглядел просто кошмарно. Красные глаза, резко обострившиеся черты лица, спутавшиеся и растрепавшиеся черные волосы, горькие складки у губ и, самое главное, взгляд – пустой, безжизненный, темный, полный какого-то тихого отчаяния и дикой, глубоко запрятанной боли.
— Во имя всех богов, Торрен, что случилось? – Трион быстрым шагом подошел к постели брата.
— Ничего, — сухой, лишенный эмоций голос Тора испугал кронпринца не меньше взгляда. – Просто дурно себя чувствую.
— Ты заболел? – Трион присел на край его кровати.
— Тебе какое дело? – внезапно огрызнулся Торрен. Старший дроу замер.
Торрен? Дерзит? Ему? Своему брату?! Когда он обычно и слова ему поперек не смел сказать?!! И, самое странное, без причины!
Хотя, пожалуй, причина как раз ясна – Тор действительно выглядел больным. Причем больным не столько физически, сколько духовно.
— Тор… что с тобой?
Младший принц удивленно посмотрел на брата – он ожидал чего угодно, от ответной злости до оплеухи за наглость, но отнюдь не такого мягкого и взволнованного тона.
Тор сжал губы. Уж лучше бы он его ругал…
— Уходи, — он снова лег и зарылся лицом в подушку.
— Тор…
— Уходи. Не хочу тебя видеть.
Трион изменился в лице. Но Тор, уткнувшийся в подушки, не мог этого видеть. И он не увидел, как в глазах брата темным всполохом промелькнула боль.
Трион медленно встал и бесшумно вышел из покоев.

Торрен не выходил из своей комнаты второй день. Король с королевой беспокоились все больше, их не успокаивали даже слова на удивление спокойного Вортона, а Дариэль бродил по коридорам бледной немочью, пугая прислугу. Трион же делал вид, что знать ни о чем не знает и занимался делами, пропуская мимо ушей любые упоминания о брате.
Дариэль не выдержал к вечеру второго дня. Плюнув и на предупреждающие взгляды Вортона, и на собственный страх, он пришел к покоям Торрена – точно зная, что он будет делать, не колеблясь и не сомневаясь.
Тор ему не ответил, и Дариэль вошел без стука. На двери покоев не имелось даже защитных заклинаний – Торрену было все равно. Младший принц лежал на кровати на животе, положив рядом с собой раскрытую книгу – не сразу Дариэль понял, что его друг дремлет. Понял он, только когда задел ногой кресло и шумом разбудил приятеля.
— Дариэль? – Тор, потирая глаза, сел на постели. – Чего тебе?
Светлый эльф остановился в шаге от кровати.
— Тор, ты должен это прекратить.
Принц хмуро взглянул на него.
— Ты же только себя мучаешь, — с болью продолжал Дариэль. – Пожалуйста, Тор. Перестань терзать себя.
— Дариэль, — в голосе Торрен странным образом переплелись и усталость, и равнодушие, и легкое раздражение, — прошу тебя, уйди.
— Не уйду, — заупрямился светлый эльф.
— Дариэль…
— Тор, я не могу смотреть на то, как ты страдаешь.
Принц вскинул на друга глаза.
— Ты ничем не можешь поможешь. Ухо…
Дариэль вдруг упал на кровать рядом с другом и, притянув его к себе за плечи, закрыл ему рот поцелуем – неловким, почти болезненным, но чувственным и горячим. Торрен остолбенел.
Дариэль отстранился.
— Я не могу, — прошептал он, опаляя дыханием щеку Тора, — я не могу стать Трионом. Но я могу заменить его.
Принц дроу изумленно вытаращился на друга.
— Тор… Я не могу, не могу больше молчать, — Дариэль обнял его, прижимая к себе изо всех сил, и Торрен почувствовал, как гулко и торопливо бьется о грудную клетку сердце эльфа. – Я так люблю тебя… А ты – ты видишь во мне лишь друга. Тор, я готов страдать от безответной любви, но я не хочу, чтобы от нее страдал ты. Я люблю тебя. Люблю безумно.
— Дариэль…
— Я знаю… знаю, что ты не сможешь полюбить меня так же. И я не прошу этого. Я готов быть заменой. Я буду рад этому. Я на все пойду, лишь бы облегчить твою боль. Лишь бы, — он отстранился, чтобы взглянуть в растерянное, недоуменное лицо Тора, — лишь бы ты был счастлив.
Торрен долго смотрел на Дариэля – он совершенно смешался, он не знал, как реагировать на неожиданное предложение друга, он и не подозревал даже, что Дариэль испытывает к нему такие чувства. Последние два дня он думал только о брате, терзаясь невероятной болью – пульсацией разбитого вдребезги сердца, — и даже подумывал о том, чтобы снова сбежать из дома. И слова Дариэля еще больше выбили его из колеи.
Заменить? Заменить Триона?
Тор опустил голову.
— Перестань, Дариэль. Это глупости…
— Что именно?
— Ты… не сможешь заменить его. И ты это знаешь.
— Я знаю. Но я сделаю все, что смогу, — уверенно сказал Дариэль. – Я не оставлю тебя, даже не проси! Я ни за что тебя не брошу. Ты… ты больше не будешь коротать ночи один.
Торрен вздрогнул и бросил на него изумленный взгляд.
— Я буду проводить ночи с тобой. Я буду скрашивать их для тебя. Я буду выпивать твою боль. Я заставлю тебя – пусть и временно – забывать об этих страданиях. Я буду дарить тебе – пускай и иллюзорно – минуты счастья и забвения.
Принц дроу промолчал. Он колебался.
— Позволь мне, Тор.
Торрен закрыл глаза. Дариэль ждал. Долго.
Пока вдруг не почувствовал сжавшиеся на его локтях пальцы Торрена.
— Сделай это, Дариэль.
Дариэль тяжело задышал. Разрешает? Он ему разрешает?
— Сделай, — попросил Тор, приникая к другу всем телом. – Сделай. Прошу тебя…
Светлый эльф закусил губу – и опрокинул Тора на постель.
— Ты… уверен? – прошептал он, торопливо расстегивая рубашку друга. – Ты ведь… я же буду первым?
Торрен горько засмеялся.
— Если не Трион, то уж лучше ты.
Дариэль вздрогнул. Сначала – от боли, а потом – от внезапного осознания: если бы не Трион, то, возможно, Тор любил бы его.
Дариэль глубоко вздохнул.
Замена… Всего лишь – замена. Пустой и жалкий суррогат.
Ну и что?
— Люблю тебя, — исступленного шептал Дариэль, покрывая поцелуями лицо Тора. – Не могу… люблю тебя… безумно… Все… ради тебя – все сделаю, только попроси… Люблю…
Торрен молча откидывал голову назад и закрывал глаза. Явно не от наслаждения. Чтобы не видеть лица друга? Чтобы представить вместо него другого? Или – чтобы сдержать слезы?
— Люблю… Тор… любимый мой…
Торрену стало жарко – торопливые, но нежные ласки и горячие поцелуи Дариэля возбудили его, и он уже изнывал от желания.
— Тор… любимый…
Торрен не выдержал – всхлипнул и закрыл глаза локтем. Дариэль остановился.
— Тор…
Дроу плакал – беззвучно, без злости, как он плакал недавно, а грустно, обессилено, отчаянно…
— Тор…
Дариэль склонился над другом, мягко отнимая его руку от лица.
— Тор, не нужно. Он того не стоит.
Из-под закрытых глаз принца продолжали катиться слезы.
— Тор… — Дариэль крепко обнял его. – Не надо. Этот гад недостоин твоих слез. Ничто в этом мире не достойно твоих слез. А этот… — он сцепил зубы, — этот подонок… Он надменный, он эгоистичный, он самоуверенный, он грубый, холодный, черствый и жестокий… Что ты в нем нашел?
Торрен не отвечал.
— Да ты… Тор, ты же… — Дариэль задохнулся от нахлынувших эмоций. – Ты же… неотразим! Ты добрый, ты отзывчивый, ты веселый, ты честный и открытый… и ты неимоверно красивый. Ты – солнце. А Трион – это мрак. Холодный, засасывающий, не знающий чувств, желающий владеть и повелевать. Я… я ненавижу его только за то, что ты из-за него так страдаешь!
Принц медленно поднял веки. Глаза его были красными, и длинные стрелки ресниц слиплись от слез.
— Я не знаю, прав ты или нет, Дариэль. Даже, скорее всего, прав…
— Да ты прекрасно знаешь, что я прав! Он ведь даже не пришел к тебе, хотя весь Сартар считает, что ты болен! Он не подумал о тебе! Не побеспокоился! Он преспокойно занимается делами и морщится при одном упоминании твоего имени! – пылал Дариэль. По его взгляду было понятно, что, будь его воля, он бы убил старшего принца за такое.
— Я знаю, Дариэль, — тихо ответил Тор, поднимая глаза к потолку. – Но я люблю его. Ничего не могу с собой поделать. Думаю только о нем. Мечтаю только о нем. Вижу во снах только его…
Дариэль с каждым его словом сильнее сжимал зубы.
— Люблю его. До боли. Но не волнуйся, — Торрен горько усмехнулся. – Нам не быть вместе. Во-первых, он видит во мне лишь глупого надоедливого мальчишку. Если он чего-то от меня и захочет – то разве что секса, но я не собираюсь становиться для него подстилкой на одну ночь. Мне нужны его чувства, его любовь, его нежность – а не простое удовлетворение потребностей тела. И то в высшей степени сомнительно, что он захочет затащить меня в постель – его привлекают красивые, яркие женщины, а отнюдь не сопливые мальчишки, — он скривил губы. – А во-вторых… — Торрен сделал паузу и едва слышно закончил: — он – мой брат.
Дариэль закусил губу.
— Сделай, — вдруг выдохнул Торрен, снова прижимаясь к другу. – Прошу, Дариэль… Сделай это… Возьми меня…
«Возьми меня».
Дариэль, охнув, накрыл губы друга жадным поцелуем.
«Как пожелаешь… все, что пожелаешь – все исполню… Только попроси. Одно только слово – и я сделаю все… Ради тебя – все».
— Брат… — сорвалось вдруг с губ Торрена, и у Дариэля сжалось сердце. – Трион…
— Тор…
— Я хочу его, Дариэль, — Тор печально посмотрел на друга. – Хочу. До безумия. Я хочу, чтобы он взял меня. Я… ты видел, какой он? Видел, как он тренируется с солдатами у казарм? Видел, как он красив, какое у него великолепное тело, какой он сильный, какой решительный, какой… Необыкновенный. Я… о боги, какой же я глупец! – Торрен снова закрыл лицо рукой. – Я вожделею собственного брата. Днями и ночами я думаю о нем. О его волосах, в которые так приятно зарываться пальцами. О его глазах, в которых блестит то острая насмешка, то тяжелая ярость. О его сильных, надежных, мускулистых руках, в которых так хорошо и уютно, в которых можно сколь угодно выгибаться и извиваться и которые не отпустят, ни за что, не дадут убежать, не позволят увернуться, о том, как приятно просыпаться в его объятиях и цепляться за его широкие, крепкие плечи. О его губах, немного грубых и жестких, искусных, властных, подчиняющих. О его коже, гладкой, мягкой, пахнущей чем-то чуть терпким и душистым… Я думаю о каждой родинке на его теле, о том, как здорово будет ночами запоминать их, водить по ним пальцами, целовать их… О том, как будет прогибаться кровать под двойным весом, шуршать снимаемая одежда, сминаться простыни, скользить по покрывалам длинные черные волосы и блестеть в глазах отблески свечного пламени. Я думаю о том, как он будет подготавливать меня, входить в меня, сначала – медленно, плавно, а потом – резко – до конца, как он начнет двигаться, сильно, то мягко, то жестко, то замедляясь, то ускоряясь… Как он будет шептать мне что-то едва слышно и прикусывать кожу на шее и груди, как после прижмет меня к себе, обнимет, поглаживая по голове, скажет что-нибудь ласковое, и как утром он проснется первым и разбудит меня поцелуем и признанием…
Я вижу, Дариэль… Я вижу каждый отблеск пламени на его волосах, каждую складку простыни, я слышу его жаркое дыхание и его низкий, хриплый голос, я чувствую его горячие прикосновения и первые легкие ласки… Я вижу… хотя и знаю, что ничего этого нет. Дариэль, мне кажется… я схожу с ума, — Торрен всхлипнул.
Дариэль не знал, как он еще может быть жив – разве можно жить при такой боли, когда сердце словно пропускают в тысяче мясорубок, когда душу обливают кислотой, когда по венам льется расплавное железо и когда каждую клеточку скручивает в страшном спазме?
«О боги, Тор… если бы ты знал, как больно мне от твоих слов…»
— Ты не сходишь с ума, — прошептал светлый эльф, наклоняясь к лицу другу. – Не сойдешь. Я не позволю.
Торрен поднял на него жалобный, растерянный, затравленный взгляд.
— Дариэль…
— Просто представь, что я – Трион, — тихо произнес Дариэль, стараясь, чтобы голос его не дрожал. Боль, тупо пульсирующая в его груди, взвыла с новой силой.
Притворяться другим… Другим, так что, даже отдаваясь ему, Торрен не будет принадлежать ему. Может быть, телом – будет. Но перед его закрытыми глазами будет стоять образ его брата, и он будет представлять, что это его пальцы скользят по его коже, лаская, что это его губы касаются его губ, что его голос шепчет ему трепетные и нежные слова любви, что по груди его скользят не белокурые волосы лучшего друга, а тяжелые иссиня-черные пряди старшего брата.
«Не мой, — с болью думает Дариэль, глядя на Тора сверху вниз. – Не мой. Будь ты проклят, Трион!»
Одежда давно скинута на пол, Торрен полностью обнажен, и кожа его алеет следами поцелуев и засовов. Он возбужден – он хочет, и хочет немедленно, он ластится к Дариэлю всем телом, умоляя взять его быстрее. Светлый эльф, сдерживаясь, подготавливает его, не спеша, старательно – все-таки у Тора это в первый раз.
В первый… Дариэль усмехается. Что ж, хотя бы он будет у Торрена первым. Стоит этим гордиться.
Гордиться? Тем, что он лишит невинности этого ангела?
Дариэль смеется своим мыслям. И кто тут из них двоих сходит с ума? Явно не Тор. Назови Дариэль его ангелом вслух, получил бы фингал под глаз. Как минимум.
«И все-таки… Я твой первый».
Торрен выгибается в руках друга, с силой цепляясь за его шею. И, когда Дариэль начинает двигаться, лицо его искажается, а с приоткрывшихся губ наконец срывается звук.
Имя.
— Трион…
Дариэль сжимает зубы, сдерживая злые слезы. Он яростно вбивается в тело Тора, вжимая его в простыни, проникая в него глубже, сливаясь с ним в одно целое, и Торрен мечется под ним, всхлипывая и кусая губы, и повторяет, бесконечно повторяет это имя:
— Трион… Трион… Трион… а-ах… Т-Трион… брат… Трион… Трион…
Из-под закрытых ресниц его брызжут слезы, а влажные черные волосы раскидываются по белому покрывалу.
— Трион, Трион, Трион… — снова, снова и снова, горячо, исступленно, умоляюще, как будто он уверен, что сейчас занимается любовью со старшим братом… а может, так и есть – может, для него эта навязчивая фантазия слилась с реальностью и – недолго, всего лишь до момента освобождения, — она и будет для него явью.
— Трион, Трион, Трион… — безумно повторяет Тор имя брата, рассыпая по лицу горячие слезы. Ему мнится, что сейчас он отдается брату – единственному любимому, недоступному и запретному, желанному и недосягаемому.
И, очнувшись от этого морока и осознав, что это была всего лишь игра его воображения, сладко-мучительная, старая и дразнящая мечта, он плачет в голос, метается по кровати, комкая простыни, и снова произносит имя брата, даже не глядя на сидящего на краю постели Дариэля, бьет кулаком по стене и бросается на подушку, и опять, опять, опять кричит шепотом:
— Трион, Трион, Трион…
И когда он немного успокаивается и сидит на кровати, опираясь руками о стену – скомканное одеяло обвивает его бедра, — Дариэль придвигается к нему и обнимает его сзади, стискивает в горячих объятиях, пристраивая подбородок на его макушку.
— Тор, все хорошо…
«Все хорошо. Я с тобой.
Я всегда буду с тобой».
И, может быть, Дариэлю кажется, что, засыпая, он слышит едва различимый, слабый голос Торрена:
— Спасибо.

— Когда мне придти? – спросил Дариэль утром, несмело перебирая волосы друга и разглаживая спутавшиеся черные пряди. Торрен перевернулся, посмотрел на него – грустно, смиренно, почти просяще.
— Просто не уходи.
Дариэль улыбнулся и, склонившись над Тором, накрыл его губы своими.
«Раз ты так просишь… Все, что угодно».

Строфа 3. Пассаж "Пустота" (Пустота, моей души смятенье, боль разлуки...)

Мысли о безумии приходили в голову не ему одному.
— Трион, ты сойдешь с ума, — однажды сказал ему Оллеро. – Прекращай себя мучить.
— Или я сойду с ума – или совершу кровосмешение, — мрачно ответил старший принц. – Что хуже?
— Кровосмешения совершались испокон веку, — пожал плечами Оллеро. – Были такие, кто считал любовь стоящей превыше всех правил и законов.
— На них не было ответственности за судьбу целого народа.
— А лучше, если у народа будет безумный принц? – резонно заметил Дро’Шанети. – Твой старший брат принц Саш’Ранн сошел с ума – и был убит. Ты хочешь себе такой же судьбы? Ты хочешь, чтобы бремя наследника темноэльфийского трона перешло к Торрену?
Трион вздрогнул, услышав последнюю фразу, посмурнел и уронил голову на руки.
— Не хочу…
— Тогда признайся ему. Просто – признайся. А потом уже действуй в зависимости от его реакции.
Трион, помедлив, кивнул.
— Хорошо. Ты… наверно, ты прав, Оллеро.
Дро’Шанети хлопнул его по плечу.
— Смелее, друг мой.
Кронпринц невольно улыбнулся.
— Спасибо, Оллеро.
Его брат по оружию усмехнулся.
— Просто мне надоело спать на посту после наших с тобой горячих ночей. Ты же ненасытен.

Трион набирался смелости еще два дня. На третий он все-таки решился и направился в комнату брата – и то только после весьма выразительного взгляда и мысленного пинка Оллеро.
Уже у дверей покоев братишки Трион почувствовал неладное: на комнату был накинут полог безмолвия. Кронпринц нахмурился. Странно, зачем Тору использовать заклинание от прослушивания? Он же должен быть один в комнате. В крайнем случае – со своим светлым дружком, но не обсуждают же они, в самом деле, план свержения короля Норрена и захват власти в королевстве дроу!
Трион несколько минут стоял под дверьми, колеблясь. Тревога все росла и наконец задавила здравый смысл и чувство совести – и принц начал осторожно отодвигать «полог безмолвия» и снимать с двери охранные чары. Закончив, он бесшумно приоткрыл дверь и заглянул в комнату.
И сердце его остановилось.
Торрен лежал на кровати, полураздетый, в одной распахнутой рубашке и коротких бриджах, обнимая за шею склонившегося над ним и выцеловывающего его грудь Дариэля.
Светлый действовал умело – это Трион оценил как профи в постельных делах. Дариэль не спешил, медленно, поцелуй за поцелуем, касание за касанием возбуждая младшего принца дроу. Когда рука его сквозь ткань бриджей сжала вставший член Торрена, тот тихонько застонал и подался вперед, крепче прижимаясь к своему другу…
Нет, не к другу. К любовнику.
— Ну же… быстрее… — выдавил Тор, откидывая голову назад. Дариэль улыбнулся и, накрыв губы Торрена своими, начал распутывать завязки на его бриджах.
Триону показалось, что земля уходит у него из-под ног. Увлеченные друг другом Тор и Дариэль не замечали его, а сам он словно плыл, не видя и не слыша ничего.
Трион понял, что идет по коридору дворца, чуть не врезаясь в колонны и почти налетая на стены. Он смутно помнил, как дошел до своих покоев, где его уже ждал Оллеро, и как друг испуганно вскочил, заметив вернувшегося принца.
— Трион, во имя всех богов, что случилось?!
Кронпринц, не говоря ни слова, упал на свою кровать лицом вниз и замер.
— Трион? Что произошло? Он тебе отказал?
Странно… Боли не было – видимо, она выгорела дотла в первые секунды после осознания, и сейчас в груди была лишь пустота – темная, не холодная и не горячая, бездонная, бесконечная, бескрайняя, пустая пустота…
— Трион?
Кронпринц горько усмехнулся про себя. Глупец, о боги, ну какой же он глупец! Полным сумасбродством с его стороны было на что-то надеяться! Чтобы брат, его родной брат, ответил взаимностью на его запретное, извращенное, противоестественное чувство… Идиот, ну что за идиот!..
— Трион, демоны тебя раздери!..
— У него есть другой… — тихо сказал Трион, едва ли понимая, что говорит.
Оллеро замер. Сначала его ужаснул голос друга – пустой, бесстрастный, словно выжатый и какой-то… мертвый. А уже потом – смысл его слов.
— Ч… что?!
— Я видел, Оллеро. Только что. Он занимается любовью с Дариэлем. Прямо сейчас… — Трион задохнулся. Грудь у него сперло. – Прямо сейчас – он занимается любовью с Дариэлем… Я видел, Оллеро… Они…
Его голос не сорвался – он просто пропал, и кронпринц, обмякнув, уткнулся в подушку.
Пустота эта была много хуже боли.
Оллеро стоял посреди комнаты, хмурясь и сжимая зубы. Наконец он подошел к кровати друга и сел рядом, положив руку ему на плечо.
— Трион.
Принц даже не шевельнулся.
— Трион, — Оллеро еще сильнее сдвинул брови. – Может… если ты хочешь…
— Нет, — вдруг решительно сказал Трион, приподнимаясь на локтях. – Мы больше не будем это делать, Оллеро.
— Что? – Дро’Шанети вскинул брови.
— Мы больше не будет это делать, — повторил Трион, глядя на друга. – Довольно, Оллеро. Это не приносит удовольствия ни тебе, ни мне. Ты не можешь заменить мне Торрена. И… Прости меня. С моей стороны было настоящим свинством использовать тебя таким образом. Я такой эгоист…
— Трион, о чем ты говоришь? Я же сам предложил.
— Спасибо, Оллеро, — Трион убрал с лица упавшие пряди. – Я благодарен тебе. Но довольно. Хватит.
Дро’Шанети, подумав, кивнул.
— Хорошо. Ты прав. Но… что ты теперь будешь делать?
— Жить, — принц сел на постели. – Точнее, существовать. Если не повешусь через не-сколько дней – справлюсь.
— Трион!!
— Что? – кронпринц пожал плечами. – Мне все равно.
Оллеро посмотрел в его глаза – пустые, лишенные даже намека на чувство – в том числе и на слезы, — сухие, безжизненные. И понял – да, ему теперь все равно.
— О боги, — в голосе Триона прорезалась нотка истерики. Он сел, обхватив одной рукой колени, а другую прижав ко лбу. – Как же я был глуп… Надеяться, что Торрен ответит мне… Это ведь невозможно, верно, Оллеро? Чтобы он разделил мое запретное чувство… Я так жалок… так смешон… Какая ирония, не правда ли, друг мой? Иметь возможность заполучить любую женщину и даже любого мужчину – и желать единственного, с которым я не смогу быть – собственного брата…
Дро’Шанети, ничего не говоря, сочувственно смотрел на друга, сжимая его плечо.
— Оллеро… будь добр – оставь меня одного, — попросил принц.
— Обещаешь, что не натворишь глупостей? – предусмотрительно спросил Оллеро. Трион горько усмехнулся.
— Обещаю.
Дро’Шанети кивнул – он знал, как его друг держит свое слово, — и вышел из покоев.
Трион упал на спину, раскинув руки в стороны и устремив взгляд в потолок. Пустота не уходила, она свернулась в груди неприятным мягким комком, как змея, и уже начинала задремывать. Легче от этого, впрочем, не становилось.
Трион закрыл глаза локтем.
«Что ж… теперь, во всяком случае, у меня есть причина молчать».

Строфа 5. Пассаж "Удар" (Он меня не простил…)

Торрен приходил. Не каждую ночь, примерно через день, порой – раз в три дня, но Сирин был на седьмом небе от счастья – ведь его любимый принц принадлежал ему. Тор отдавался, он жался к Советнику, как бездомный щенок, просящий о ласке, ищу-щий тепла, он умолял любви и внимании – и Сирин изливал на него всю нежность, что у него была, он был чуток и осторожен, он был мягок и деликатен, порой – неудержимо страстен и горяч, но – никогда груб или жесток. И Торрен, кажется, даже начал доверять ему.
И Сирин уже не обращал внимания на то, что во время занятий любовью его принц произносит имя своего старшего брата.
Сирин был счастлив. Сердце его каждый раз радостно трепыхалось, едва он слышал легкий скрип двери, и начинало колотиться как бешеное, когда он видел тонкую, гибкую фигурку, бесшумно проскальзывающую в его покои. Торрен приближался к нему сам, одним плавным движением усаживался на колени, обвивал руками шею и медленно приближал лицо – но целовал первым всегда Сирин. Тор только отвечал – и этого Ро’Шерру хватало с лихвой.
Советник подхватывал принца на руки и, осыпая его лицо поцелуями, нес на кровать, бережно опрокидывал на одеяло, не спеша стаскивал одежду. Торрен был покорен – наверно, даже свяжи его Сирин или пожелай он взять его грубо, причинив боль, поиздеваться над ним, помучить его, он бы и тогда не воспротивился. Ведь все это происходило по просьбе Торрена, и принц, видимо, считал себя обязанным Советнику.
Сирин любил по утрам просыпаться первым и, повернувшись набок, молча любоваться лицом спящего принца, изредка перебирая его длинные волосы или легонько водя кончиком пальца по нежной коже. Он не решался будить его, но когда Тор просыпался, то получал от заждавшегося его пробуждения Советника щедрую порцию утренних поцелуев и объятий.
А потом он уходил.
А ночами – возвращался.

Трион всегда был сильным. И, хотя это казалось ему самому невероятным, он в какой-то степени смирился со своим горем – со знанием, что у его братишки есть другой. В душе Трион смеялся над собой – дурак, сам ведь говорил, что не питает никаких надежд и даже не собирается ничего предпринимать, а ведь попытался и, когда понял, что все потеряно, чуть не свихнулся. Видимо, надежда у него все-таки была, хотя он сам себе в этом не признавался.
Маска сурового и надменного принца дроу так прочно приклеилась к лицу, что даже Оллеро удивлялся тому, каким холодным и жестким стал его друг. Маска вросла в кожу, слилась с ней, заставила застыть черты лица – а ведь она была всего лишь эхом той пустоты, что поселилась в груди Триона, ее отражением, ее проявлением, ее детищем. И чем заполнить эту пустоту, да и можно ли вообще это сделать, Трион не знал.
Но, как оказалось, можно. Пустота взорвалась и наполнилась огнем и яростью – внезапной, обжигающей, горькой.
Трион отстраненно замечал, что Сирин Ро’Шерр в последнее время выглядит необычно веселым и довольным жизнью, но был слишком занят своими проблемами, чтобы обращать внимание на Королевского Советника. Зато от Торрена, как кронпринц ни старался, он часто не мог отвести глаз. Дариэль уехал месяц назад, так что Тор остался без любовника, и Триону было интересно, каково сейчас его братишке. В первые дни Торрен чах просто на глазах, чем немало тревожил старшего, но вскоре оправился, расправил плечи и снова начал улыбаться, и Трион успокоился.
Он не знал.
До одного званого вечера, во время которого он, как всегда, невольно наблюдал за своим братишкой.
Торрен стоял в отдалении, за столом с десертами, не привлекая внимания, и потому никто не заметил, как Королевский Советник подошел к принцу и положил руку ему на талию.
Триона будто пронзила раскаленная стрела.
Сирин!
Эта белобрысая язва нагло лапала его младшего брата! И если бы только лапала! Сирин нашептывал Торрену на ушко что-то нежное, мимолетно касался губами его щеки, гладил волосы, а потом, улучив момент, повел прочь из зала. Трион незаметно последовал за ними. Он намеренно дал им уйти немного вперед, чтобы они, упаси боги, не обнаружили его, а потом, когда заглянул в маленькую гостевую комнатку, куда зашла парочка, прирос к месту.
Сирин и Торрен занимались любовью.
Прямо на столе, скинув на пол все, что на оном столе находилось, не замечая ничего вокруг, полностью поглощенные друг другом. Сирин медленно, с наслаждением раздевал принца, что-то сладко приговаривая, целуя его лицо и шею, а Торрен откидывал голову назад и покорно распластывался на столешнице, позволяя Советнику делать с собой все, что угодно.
Трион промчался по коридорам как безумный и опомнился только у порога своих покоев. Распахнул двери, едва не сорвав их с петель, схватил бутылку вина и, упав в кресло, приложился к горлышку.
Трэш фар’рехт! Эта белобрысая сволочь трахает его брата!
Осушив бутылку на треть, Трион наконец оторвался от нее и обмяк в кресле, пытаясь привести в порядок скачущие мысли и унять бешено бьющееся сердце.
Торрен спит с Сирином. Трэш, а как же Дариэль? Может, его братишка и светлый поссорились? Расстались? Один из них бросил другого? Да нет, Трион бы заметил, даже если бы малолетки попытались это скрыть. Когда они прощались перед отъездом Дариэля, кронпринц не почувствовал никакого напряжения или притворства в их поведении. Но Тор…
Он что, изменяет своему любовнику?
Да нет, невозможно! Трион раздраженно взлохматил волосы. Торрен не такой, он не станет обманывать!
Или же… Трион замер от внезапной догадки.
Он спит с двумя?!
Кронпринц зло скрипнул зубами.
«Вот как, братишка. Играем на два фронта. А ты у меня не промах…»
Он злился, злился безумно, но злость эта была вызвана ни чем иным, как ревностью и завистью.
Эти двое, они трахают его брата, они могут быть с ним, могут целовать его, ласкать, могут брать его – а он, любящий его больше всего на свете, не может!
А Торрен… Если бы он действительно был влюблен в кого-то одного, Трион бы смирился с этим, попытался бы подавить собственное чувство, заставил бы себя порадоваться счастью братишки. Но с двумя…
Нет, не бывает любви к двоим! Принадлежать всем сердцем можно лишь кому-то одному! Нельзя, нельзя любить двоих!
Трион внезапно замер, поняв, ЧТО он только что подумал.
Нельзя любить двоих.
А любить родного брата – можно?
Трион, зло шикнув сквозь зубы, сцапал бутылку с вином. Этой ночью он планировал напиться до потери сознания.

Торрен смотрел на старшего брата с недоумением и обидой. За сегодняшний день Трион уже пять раз грубо отшил его, когда Тор сунулся к нему с вопросами относи-тельно приезда светлоэльфийской делегации.
И не только сегодня – в последние дни Триона было не узнать. Нервный, резкий, постоянно на всех огрызающийся, он уже сделал заиками треть темноэльфийского двора. Он как вихрь влетал в самые жаркие споры, не боялся по полной пикироваться с Сирином Ро’Шерром и даже осмелился надерзить отцу!
А уж как он обращался с младшим братом… Пару раз он едва не довел Торрена до слез, за что кронпринца хором осуждали свет, министры, советники и родители. Но Триону, казалось, на все было плевать. Только с Оллеро он разговаривал более-менее нормально, остальные же боялись к нему даже подступиться.
И никто не знал, что вечерами старший принц дроу лежит на кровати, безжалостно сминая подушку, и беспрерывно стонет, рассказывая лучшему другу о своей безответной любви.
— Я не знаю, Оллеро, — жалобно говорил Трион. – Едва я вижу его, меня берет такая злость… Мне хочется ударить его. Ударить! Торрена! Да я… Но Оллеро, этот паршивец спит сразу с двумя… а может быть, и с кем-то еще!
— Трион, ты же ничего не знаешь, — успокаивал его Дро’Шанети. – Этому может быть объяснение.
Трион мрачно усмехался.
— Разумеется. Объяснение есть. Мой братишка так прекрасен, что его хотят все. Так что я при всем желании не могу осуждать светлого и эту белобрысую язву.
Трион так ничего и не сказал толком о времени приезда делегации из Веллариэля, так что Торрен, желающий знать, когда ему ждать Дариэля, подстерег брата в пустом коридоре королевского замка.
— Трион! – Тор вырос перед братом буквально из ниоткуда. Кронпринц поморщился.
— Опять ты. Да что тебе от меня надо?
— Скажи мне, когда приезжают светлые эльфы, и я от тебя отстану! – упрямо сказал Торрен.
Трион осклабился.
— Что, не можешь дождаться своего светлого дружка?
— Я соскучился, — тряхнул головой Тор. – Трион, ну в самом деле, что ты вредничаешь?
Кронпринц фыркнул и, обогнув брата, пошел дальше.
— Трион! – возмущенный Тор схватил его за рукав. – Да что с тобой, трэш фар’рехт, происходит?
Трион внезапно грубо оттолкнул его.
— Со мной? Ничего! А вот что с тобой происходит, братишка?
— Что? – Торрен непонимающе воззрился на брата. – Трион, ты о чем?
Кронпринц уже мысленно ругал себя последними словами за то, что сорвался. Он ни в коем случае не хотел, чтобы Торрен знал, что он видел. Трион лихорадочно искал способ сменить тему.
— О том, что у меня нет времени возиться с капризными и своенравными мальчишками вроде тебя! – припечатал он брата. – Тор, тебе уже за сто! Когда ты повзрослеешь?
При виде обиженной мордашки младшего у Триона сжалось сердце. «За что? – говорили глаза Торрена. – Что я тебе сделал? За что ты меня так?»
«Боги, какая же я сволочь…» — мысленно скрипнул зубами кронпринц.
— Трион… ты что… Я же… я же ничего… — растерянно пробормотал Торрен.
Трион скривил губы.
— У меня куча дел. Так что будь добр, не путайся у меня под ногами.
Он сделал шаг, но Торрен вдруг бросился следом за ним, схватил брата за запястье.
— Трион!..
Кронпринц сначала и сам не понял, что произошло. Он просто резко развернулся, машинально вскинул руку… а потом вдруг увидел, что Тор отшатывается от него, прижимая ладонь к щеке.
Трион прирос к месту. Сердце его пропустило удар, еще один… а потом заколотилось как безумное, и все тело пронзила острая, горячая, острозубая боль.
Он ударил его.
Он ударил своего младшего брата!
Злой огонь утробно взревел в его груди, сыто облизнулся и продолжил терзать его изнутри, обгладывая кости и вытягивая кровь.
Торрен смотрел на брата – изумленно, жалобно, растерянно, не веря, не желая верить. Однако боль, обжигающая его щеку, говорила сама за себя.
Старший брат его ударил.
Трион сжал кулаки, так что ногти до крови впились в ладони. Ему потребовалась вся его сила воли и все самообладание, чтобы сказать:
— Не попадайся мне на глаза, — а потом развернуться и уйти.
Двигался он с трудом, каждое движение – даже взмах ресниц, не говоря уже о шагах, — причиняло невыносимую боль, и ему казалось, что душа его разорвана на миллионы клочков, искусана, продырявлена, истоптана, сожжена. Сердце же… сердце продолжало биться, но самому Триону казалось, что он мертв.
«Я ударил его… я ударил его…» — тупо билась в его голове навязчивая, страшная, жестокая мысль.
Торрен потрясенно смотрел вслед уходящему брату. Когда тот скрылся за углом, младший принц упал плечом на стену и закрыл лицо руками. Ему было больно как никогда в жизни.
Трион, старший брат… Любимый, желанный, ненаглядный старший брат ударил его. Оттолкнул, прогнал, отшвырнул от себя! Он ненавидит его, он презирает его, он видит в младшем всего лишь раздражающую обузу! Он холоден с ним, он резок, он груб – он ненавидит его!
Боль была такая, что внутри все, казалось, было выжжено дотла. Вырвано, истерзано, измолото, поругано.
За что? За что Трион его так ненавидит?!!
— Торрен?!
Голос Сирина. Младший принц поднял голову – и успел заметить, как глаза стоящего в нескольких метрах от него Ро’Шерра затопила бешеная, слепая, дикая ярость.
— Торрен, что случилось? – Советник подлетел к Тору, схватил его за плечи. – Ты плачешь? Кто тебя обидел?
В нем пылало неистовое желание немедленно найти обидчика своего принца, швыр-нуть его к ногам Тора, чтобы ползал по полу, целовал сапоги его высочества, умолял о прощении до тех пор, пока Торрен не будет удовлетворен, а потом – четвертовать, колесовать, посадить на кол, живьем снять с него кожу и вообще применить на нем все существующие способы казни, чтобы сторицей отомстить за боль и слезы младшего принца.
Сирин заметил красный след удара на щеке Тора – и глаза его вспыхнули так, что принцу стало страшно.
— Кто? – хрипло спросил Советник, сжимая плечи Тора. – Какой ублюдок это сделал? Кто посмел? Кто… убью… уничтожу… превращу в пепел… я обеспечу ему такие пытки, что он будет умолять меня о смерти… Кто? Торрен, кто?!
Тор всхлипнул.
— Т… Трион…
Сирин откинул голову назад как от удара.
— Трион?!
«Клянусь богами и Демиургами, наш мир сошел с ума! Чтобы Трион… ударил… Тора…»
Младший принц щмыгнул носом, скуксился и, уткнувшись в грудь Сирина и крепко обняв его, зарыдал – громко, не стесняясь своих слез, выплакивая всю боль, что накопилась в его душе, зная – Сирин поймет, утешит, приласкает, укроет, защитит…
— Тор… Тор! – Советник судорожно стиснул принца в объятиях и начал гладить его по голове. – Тор, милый мой, любимый, драгоценный, не надо… Не стоит он твоих слез! Не стоит!
Торрен вздрогнул. «Дариэль говорил то же самое…»
— Да весь… весь этот мир не стоит даже одной твоей слезинки! Тор, любовь моя, не надо, — Ро’Шерр, взяв лицо принца в свои руки, принялся осыпать поцелуями его губы, нос, щеки, лоб, брови, глаза, виски, подбородок. – Не плачь, умоляю! Я… только скажи мне – я для тебя все сделаю! Только скажи! Скажи, что мне сделать, чтобы ты не плакал? Солнце мое… сердце мое… свет мой… Только скажи… Все, что хочешь, немедленно, сию секунду, только пожелай, только пожелай, любимый…
Торрен не отстранялся, наоборот – покорно подставлял лицо губам Сирина, однако слезы его не высыхали.
— Не стоит он того, не стоит! – как заведенный повторял Ро’Шерр. – Тор, ты же… ты мне сердце разрываешь своими слезами!
Торрен широко распахнул глаза, услышав эту фразу.
— Я не могу, не могу смотреть на то, как ты плачешь, как ты мучаешься, любимый мой, единственный, сокровище мое… — продолжал Сирин, сцеловывая соленые капли с его щек. – Не плачь, не плачь, счастье мое… Скажи, чего ты желаешь – все, все исполню…
Торрен снова всхлипнул и, подавшись вперед, обвил руками шею Советника, пряча лицо у него на груди. Сирин тихо охнул, понимая.
И, как можно более бережно взяв принца на руки, понес его в покои.
Торрен продолжал плакать, пока Сирин торопливо раздевал его и хаотично покрывал поцелуями все его тело. В этот вечер Королевский Советник превзошел сам себя – он был безумно, исступленно, трепетно нежен, так нежен, что физическое наслаждение даже заставило Торрена забыть о душевной боли, затопило ее, загасило, пролилось по всему телу, расслабляя мышцы и успокаивая каждую клеточку тела. И он забыл. Но – ненадолго.
Сирин взял его три раза – не столько из-за своего собственного возбуждения, сколько желая доставить Тору как можно больше удовольствия и измотать его так, чтобы он, уставший, заснул, не имея более сил плакать, и проспал без снов до самого утра.
Утром же Сирин долго стоял на коленях у постели Торрена, осыпая поцелуями его руки, прижимая их к щекам, обнимая ноги принца, прижимаясь губами к его волосам, и снова, снова и снова невероятно нежно признавался в любви и клялся в вечной преданности.
— Мой принц… — выдохнул Сирин, обвивая руками талию Тора и кладя голову ему на колени. – Мой единственный принц… Я ваш. Я только ваш. Навеки. Приказывайте, мой принц. Приказывайте все, что угодно. Я исполню любое ваше желание. Только прикажите.
Казалось, прикажи Торрен ему сейчас пойти и убить короля Норрена и Триона и посадить на трон его, младшего принца, — Сирин не задумается ни на секунду и тут же отправится выполнять задание.
— Я ваш, мой принц. Навсегда. Я принадлежу вам, вам и только вам. Целиком, всем своим существом, всеми мыслями и помыслами – я только ваш, мой принц.
Торрен, ничего не говоря, перебирал руками серебристые волосы Сирина – и то было величайшее блаженство и величайшая ласка для Королевского Советника.
Через неделю прибыли светлые эльфы.

Строфа 7. Пассаж "Грех" (Грех наш нас повенчает, ты и я падаем в бездну, грех наш нас повенчает, Бог нас простит…)

Трион был полон решимости – и через три дня, когда Дариэля, как почетного гостя Сартара, пригласили на королевскую охоту, а Сирин отправился с Норреном в качестве охранника, пошел к брату.
— Смелости-то хватит признаться? – подколол его Оллеро, тайком радуясь за друга – Трион словно ожил после того, как узнал правду.
— Хватит, — усмехнулся кронпринц. – Теперь – хватит.
Покои Торрена были не заперты. Трион постучал и тут же приоткрыл дверь, заглядывая внутрь.
— Тор, можно к тебе?
— Трион? – полирующий клинки Торрен отложил оружие. Выглядел он удивленным и растерянным, если не сказать – испуганным. Кронпринц запоздало вспомнил, что они даже не разговаривали после той ссоры в коридоре, и мысленно дал себе подзатыльник.
— Извини, что поздно, — Трион прикрыл дверь, незаметно навесив на нее защитное заклинание. – Я хотел извиниться.
— Извиниться? – переспросил Тор.
— За то, что ударил тебя, — Трион подошел к кровати брата и присел рядом на корточки. – Прости, я не хотел. Не знаю, что на меня нашло.
С каждым словом глаза Торрена округлялись все больше. Трион, его старший брат, гордый, заносчивый и самоуверенный, холодный и неприступный, извиняется? И перед кем – перед ним?!
Но взгляд Триона – виноватый, раскаивающийся, просящий, — говорил сам за себя. Тор почувствовал, как кровь приливает к щекам.
— Н-ну что ты… я понимаю… ты был зол, а я… я сунулся под горячую руку, — он отвернулся. – Н-не нужно так…
— Нужно. Я был неправ, — Трион сжал его ладонь, и Тору показалось, что по его телу пустили электрический ток. – Прости меня.
Торрен закусил губу – он боялся, что если посмотрит на брата, то не выдержит и бросится его целовать.
— Ты простишь меня?
Младший тряхнул головой, кивая.
Трион вздохнул.
— И еще одно, Торрен, — он взял лицо брата в свои руки, заставив его поднять голову. – Я знаю.
Тор непонимающе моргнул.
— Что знаешь?
— Все.
Слова эти можно было растолковать как угодно, но Торрен посмотрел в глаза брата – и сразу понял, что Трион имел в виду.
У младшего принца перехватило дыхание. Он побледнел как полотно и покачнулся, торопливо упершись ладонями в кровать, чтобы не упасть. Сердце его колотилось так, что груди было больно.
— Ты… знаешь? – сдавленно произнес он.
Трион кивнул.
— Знаю. И про то, что ты спишь с Дариэлем…
Тор отвел глаза.
— И что ты спишь с Сирином…
Младший опустил голову, закрывая лицо волосами.
— И что они всего лишь заменяют тебе меня.
Торрен резко вздрогнул – видимо, он не подумал, что брату в числе прочего известна его самая страшная тайна, — а потом сжался весь, закусывая губу и сдерживая всхлип, задрожал, вцепился пальцами в покрывало.
— Знаешь…
— Да. Я видел вас. Видел, как ты отдавался Сирину и Дариэлю. И слышал, как ты произносил мое имя.
Торрен коротко застонал и закрыл лицо руками.
— П-прости… — вдруг выдавил он.
— Тор…
— Прости меня! – Торрен рванулся к брату, обнял его за шею и быстро-быстро заговорил, не давая ему вставить и слова: — Я… я знаю, что это неправильно, что это странно, противоестественно, запретно, непростительно… Но я ничего не могу с собой поделать! Я влюбился в тебя, в своего старшего брата… О боги, если бы ты знал, как я тебя люблю! Прости, прости меня, брат… Я не знаю, что делать… Прости меня… — он всхлипнул и замолчал, уткнувшись в плечо старшего.
Трион даже не знал, чего ему хочется больше – рассмеяться от радости или заплакать от счастья. Он погладил младшего по голове.
— Тор, успокойся. Все хорошо. Я…
— Хорошо? – Торрен резко отстранился. – Что здесь может быть хорошего? Я влюбился в родного брата! Как… как такое вообще возможно?! Я ведь…
— Тор, — Трион коснулся пальцами губ младшего, заставляя его оборвать речь. Торрен мгновенно замер. Щеки его вспыхнули – не иначе как от нежного прикосновения. – Я же сказал, все хорошо. Я…
В глазах Торрена промелькнул страх, смешанный с недоумением и ожиданием.
— Я тоже люблю тебя.
Локоть Триона касался груди Тора, и кронпринц почувствовал, как бешено заколотилось сердце его младшего.
— Любишь… как… брата?
Трион качнул головой.
— Не знаю, уместно ли приписывать это чувство к тому, что я испытываю. Тор, я люблю тебя… как возлюбленного. Но при этом я не перестаю видеть в тебе брата. Очевидно, — он улыбнулся, — я тоже влюбился в своего родного брата.
Глаза Тора широко распахнулись.
— Нет… — он вдруг рванулся назад. – Нет… нет, нет, нет, нет, нет! Ты врешь! Ты врешь!
— Тор… — удивленный Трион, сев на кровать, обнял сопротивляющегося братишку, прижал к себе. – Что с тобой?
— Нет! Ты не можешь меня любить! Я… я же знаю, ты меня ненавидишь! – Торрен яростно трепыхался в его руках.
— Тор, что за глупости ты говоришь…
— Я же не нужен тебе! Что это – жалость? Желание поразвлечься? Жестокая шутка? Пусти! Пусти же! Я тебе не верю! – со слезами кричал Тор, не оставляя попыток освободиться.
— Тор. – Трион стиснул младшего так, чтобы тот не смог даже дернуться, и прижался губами к его виску. – Я люблю тебя. Да'аррт.
Торрен задохнулся.
Да'аррт. Да видят Хранители Истины.
Трион… Брат поклялся ему в любви.
— Трион… — Тор вцепился в рукава его куртки. – Трион… брат…
Не верить было нельзя.
Сколько они сидели вот так, обнявшись, молча, неподвижно, никто из них не смог бы сказать. Трион шевельнулся первым. Слегка отстранившись, он положил ладони на щеки брата и наклонился…
— Нет! – Торрен шарахнулся от него. – Нет!
Трион изумленно посмотрел на брата.
— Торрен, ты что? Я же не укусить тебя хотел…
«Хотя было бы неплохо», — тут же мелькнула в голове ехидная мысль.
— Нет, Трион, — младший обхватил себя за плечи, опустил голову. – Ты же знаешь… Нельзя. Нам нельзя этого делать.
— Почему? – кронпринц пододвинулся к нему.
— Ты сам прекрасно знаешь! – почти отчаянно ответил Тор. – Мы братья!
Трион вздохнул, схватил младшего за плечи, разворачивая к себе, взял его лицо в ладони.
— Торрен, я думал о том же самом каждый божий день все те два года, что сходил по тебе с ума. Но знаешь, что меня останавливало?
Тор удивленно воззрился на него.
— То, что ты скажешь, что любишь меня как брата, и потому не ответишь на мои чувства. Но я узнал – узнал, что ты любишь меня, желаешь меня, ищешь моей любви, — и теперь меня ничто не останавливает.
Он приблизил свое лицо к лицу брата. Тор, как зачарованный, почти что с ужасом следил за ним. Он знал, разумом понимал, что это неправильно, что они должны остановиться… но был не в силах даже шевельнуться.
Трион коснулся его губ. Медленно, нежно-нежно, трепетно, благоговейно, словно какой-нибудь святыни. Поймал вырывающееся изо рта горячее дыхание, скользнул по губам кончиком языка, словно пробуя их на вкус.
— Три… он…
Губы его были как лепестки лилий – такие же нежные, мягкие, душистые, к которым даже прикасаться страшно – ведь сомнешь, испортишь, опорочишь эту дивную, хрупкую, чарующую красоту. И Трион целовал их, жадно, чувственно, припадая к ним, как умирающий от жажды человек припадает к кувшину с водой, мягко покусывая их и прихватывая своими губами, проникая в рот братишки языком, водя им по внутренним сторонам щек, по зубам и деснам, дразня и щекоча язык Тора и сплетаясь с ним. Младший чуть слышно стонал, наслаждаясь поцелуем, и отталкивать брата даже не думал.
Трион, дождавшись, когда братишка совершенно разомлеет, медленно провел рукой по его шее, скользнул по груди, по животу, ниже, ниже, и накрыл ладонью бугор на его штанах. Тор вздрогнул всем телом и дико покраснел.
— Трион, нет… — невнятно шептал Торрен в коротких перерывах между поцелуями. – Нет… ты что… нельзя…
Старший дроу, не слушая брата, продолжал целовать его, лаская сквозь брюки, а потом начал не спеша расстегивать ремень.
— Трион, нет…
Тор попытался оттолкнуть его, но не смог – разморенный нежными прикосновениями, сжимаемый крепкой рукой брата… и на самом деле вовсе не желающий останавливаться.
Кронпринц уложил младшего на кровать, опустился ниже и, стянув с него штаны, осторожно обхватил губами напряженную плоть брата. Торрен громко охнул, закусывая руку.
— Трион, ты ч-что… рехнулся?..
Старший дроу лизнул несколько раз головку, прошелся языком по всей длине члена, а потом взял его в рот полностью. Тор задохнулся.
— Н-нет, Трион… — короткий всхлип. – Нельзя… т-ты же знаешь, что нель… зя… Трион…
Кронпринц, не слушая брата, начал ласкать его ртом, медленно, чувственно, оттягивая удовольствие. Он хотел, чтобы Тор – хотя бы на время – забыл обо всех этих «нельзя», обо всех запрещениях, правилах и предубеждениях. Они уже перешли грань запрета – так стоит ли останавливаться теперь?
— Трион, прекра… ти… нет… ты же… сам знаешь… нельзя… мы не должны… Три… он…
Старший его даже не слушал.
— Трион…
Кронпринц быстро довел брата до оргазма, и Торрен протяжно застонал, изливаясь в рот брата тягучей горячей спермой, которую тот с готовностью проглотил всю до капли. Тор охнул, жадно втягивая в себя воздух и восстанавливая дыхание. Глаза его были широко раскрыты – кажется, он все еще не мог поверить, что старший брат только что сделал ему минет.
— Трион… что же… ты делаешь?..
Кронпринц облизнул губы, собирая с них остатки семени, и низко склонился над братом, приблизив свое лицо к его лицу.
— Нет… — короткое слово обожгло губы Триона как раскаленный камень. – Нет…
«Да».
Трион снова поцеловал его. Сначала – едва коснувшись верхней губой рта Тора, потом – еще раз, чуть сильнее, и еще раз, еще, еще и, наконец, впился в его губы, жадно, торопливо, но нежно, заставляя брата шире открывать рот и лаская его языком.
— Н-не… т… Три… он…
Торрен все еще сопротивлялся – слабо, одними словами да почти неощутимыми от-талкиваниями. Он уже сдался – но сам в это не верил и не хотел верить.
Трион наконец отстранился – губы принцев соединила тонкая ниточка слюны. Старший дроу снова наклонился, провел языком по рту брата, собирая влагу, и потянулся за очередным поцелуем.
— Трион, так нельзя! – Тор, собрав все свое самообладание, сумел отпихнуть брата. Трион остановился и серьезно, пристально, тяжело посмотрел на своего младшего.
— Нельзя?
— Нельзя! Ты сам это знаешь! – Торрен тряхнул головой. Длинные пряди челки упали на лицо, скрыв глаза. – Нам… мы не должны так делать…
— Почему?
— Ты… ты еще спрашиваешь?! Я же уже говорил! Мы братья! – Тор всхлипнул. – И если… если кто-нибудь узнает…
— Меня это больше не волнует.
Торрен резко поднял голову, бросая на брата изумленный взгляд.
— Что?!
— Меня это больше не волнует, — спокойно повторил Трион, снова беря его за подбородок. – Мне плевать на то, что подумают другие, если узнают, мне плевать на мнение отца, мамы, двора, света, светлых эльфов… Всех. Да, это неправильно. Да, это запретно. Да, это немыслимо. Но я влюбился в своего младшего брата – и я не желаю больше подавлять эту любовь.
Трион взял Тора за плечи, прижимая его к постели, и потянулся губами к шее.
— Нет, Трион… ты что… ты же не собираешься… Нет! – младший панически задергался в руках брата. – Трион, опомнись!
— Что я и сделал наконец.
— Нет… Трион, ты же сам… ты сам знаешь – так нельзя! Это непра…
Трион решительно закрыл младшему рот поцелуем.
— Три… ммф…
— Почему ты так сопротивляешься? – Трион пощекотал губами нежную кожу за ухом брата. – Ты же так хочешь меня… Не меньше, чем я тебя. Почему?
— Разве не очевидно?! Трион, мы же… — Тор всхлипнул. – Это не… это невозможно! Мало того, что мы оба мужчины…
— Плевать.
— Мы же родные братья, демоны тебя побери! Так нельзя!
Кронпринц прервал его очередным поцелуем.
— Больше не произноси это слово. Нет никаких «нельзя», Торрен. Больше нет.
Тор изумленно вытаращился на брата. Минута прошла в яростной борьбе между желанием и разумом – и первое наконец победило.
— О боги… — выдохнул Торрен, обвивая руками шею Триона и прижимаясь к нему всем телом. – Будь что будет. Я хочу тебя неимоверно. Я люблю тебя. Пускай ты и мой брат… Пускай нас осудят… Пускай это грех…
— Этот грех мы разделим на двоих, — пообещал Трион, целуя его. – Он наш. И только наш.
Тор, дрожа, прижался к нему.
— Чего ты боишься? Гнева богов? Их кары? Вряд ли богам есть дело до подобного, а кроме них, никто не узнает. Сейчас, во всяком случае. А потом… какая разница, что будет потом?
Торрен сжал губы – и закрыл глаза. То было согласие – на грех.
— Это… между прочим… кровосмешение… — пропыхтел Торрен, пока брат стаскивал с него куртку и рубашку. Трион фыркнул.
— Об этом я тоже думал все те два года, что скрывал свою любовь. Да, кровосмешение. Ну и что с того?
Тор густо покраснел.
— Извращенец.
— Возможно, — не стал спорить Трион.
Он едва сдерживался, чтобы не наброситься на братишку и не взять его прямо так, без подготовки. О боги, как же он этого ждал! Сколько ночей он мечтал об этом, сколько слез пролил, думая, что это неосуществимо, сколько страданий пережил, мучаясь страстным желанием!
И вот – оно становится реальностью.
Торрен, судя по всему, думал о том же самом.
Трион исцеловал и изласкал все тело братишки, каждую его родинку, каждый шрамик, каждую впадинку, каждый изгиб, каждый засос, оставленный чужими губами и еще не исчезнувший до конца, словно стремясь запомнить его до мельчайших деталей. Торрен глубоко дышал, выгибаясь под ласками брата и чуть слышно постанывая.
— Нравится? – Трион легонько прикусил кожу на груди младшего. – Я лучше, чем Сирин и Дариэль?
— Д-дурак, — выдавил покрасневший Тор. – К-какая разница, кто лучше… Я хочу, чтобы это был ты…
Трион улыбнулся.
— Я рад, малыш, — он присосался губами к его шее. – Ты не представляешь, как я счастлив.
— Не называй меня так! – Торрен еще пуще залился краской.
— А что? Мне нравится.
— А мне нет!
— Да-да, учту, — отозвался Трион, выцеловывая его живот.
С досадой кронпринц подумал, что совсем забыл про смазку. Еще бы, куда ему, окрыленному любовью, было думать о таких заземленных мелочах! А стоило бы – Торрену будет больно без нее. К счастью, рядом на столе стояла бутыль с маслом для ламп. Увидев, что брат тянется к ней, Тор начал стремительно бледнеть.
— Трион…
— Желаешь остановиться? – улыбнулся Трион, выливая масло на пальцы.
— Нет, я… я просто… но как же… — пробормотал Торрен. Трион прямо видел в его глазах осточертевшую уже им обоим фразу «Но мы же братья!»
— Не бойся, мой хороший, — Трион поцеловал его в губы. – Доверься мне. Все будет хорошо.
Тор поколебался с полминуты, а потом, закусив губу, кивнул.
Трион осторожно протолкнул в брата пальцы, медленно растягивая его, и тут же услышал судорожный вздох и почувствовал, как руки младшего стискивают его плечи.
— Расслабься, мой хороший.
— Н-не могу…
— Почему? Ладно бы в первый раз… С Сирином и Дариэлем ты тоже был так напря-жен?
— Т-так то… ах!.. Сирин и Дариэль… а сейчас… ммм… сейчас – ты…
Трион только усмехнулся, вытаскивая пальцы. Смазав себя, он низко навис над младшим, тяжело дышащим и слегка дрожащим в ожидании.
— Я вхожу, Тор.
Младший слабо кивнул, сжимая его шею.
Трион двинул бедрами – и Торрен вскрикнул, выгибаясь, широко распахивая глаза, хватая ртом воздух.
— Т… Трион…
— Да, — шепнул кронпринц, прижимая его к кровати. – Теперь ты можешь смело произносить мое имя. Потому что это – я.
— Ты… Трион… — выдохнул Тор.
Все, что было потом, запечатлелось в памяти обоих бессвязными отрывками, криками и стонами, шорохом простыней, скрипом кровати, нежными касаниями и горячими поцелуями, наслаждением, слитым с болью, и непрерывно повторяющимся хриплым:
— Трион, Трион, Трион… брат… Трион… Трион, Трион…
Кронпринц излился в брата, не сдержав сдавленного стона удовольствия, и упал рядом, тут же привлекая к себе Тора. Счастье, осознание только что исполнившегося желания – самого старого, самого сильного, самого запретного и самого дорогого, — медленно накрывало их обоих.
«О боги, неужели наконец-то…»
«Наконец-то он стал моим…»
— Я люблю тебя, — прошептал Трион на ухо брату. – Больше жизни.
Торрен всхлипнул, утыкаясь в его плечо.

Трион гладил по голове рыдающего в подушку Торрена. Тот плакал не от боли, которая была не такой уж сильной, не от радости, что его давнее и самое сильное желание осуществилось – он плакал от осознания только что совершенного греха. Трион знал, о чем он сейчас думает, так четко, словно видел его мысли.
«О боги… С братом… Я сделал это с родным братом…»
Трион молчал и лишь медленно водил ладонью спине младшего, скользил пальцами по его волосам, утешая – хотя он знал, что сейчас утешать Тора, погруженного в свои тягостные мысли, бесполезно. Он чувствовал, почти физически ощущал, как внутри Торрена что-то с огромным трудом ломается, рушится, переворачивается – то тяжело, болезненно, с огромным трудом сдавались с детства заложенные в нем стереотипы и убеждения, терзая Тора своими осколками и задавливая тяжестью своих обломков.
«С братом… Я занимался любовью с собственным братом…»
Трион наклонился, отведя волосы брата, коснулся губами его шеи. «О боги, ну почему я не приношу ему ничего, кроме слез и страданий?»
«С собственным братом…»
«Даже когда хочу лучшего…»
— Трион… — глухо произнес Торрен. – Что же теперь будет?
Старший принц невесело улыбнулся.
— А что будет? Ничего.
— Но… если кто-нибудь узнает…
— Значит, так тому и быть.
— Да ты… Трион, ты хоть представляешь, что тогда будет? Отец же нас убьет!
— Убьет – останется без наследника, — резонно заметил Трион.
— Дурак!
Кронпринц усмехнулся и снова зарылся лицом в волосы брата.
«Не бойся, братишка. Если узнают – я скажу, что изнасиловал тебя, затащил в постель против воли… что я давно хотел тебя, давно мучился извращенным желанием заняться любовью с младшим братом, давно изнывал от этой пагубной страсти – и однажды не выдержал. Что ты сопротивлялся, плакал, умолял меня не делать этого, но я тебя не слушал. Что я угрожал тебе, приказывая никому не рассказывать, обещая наказать, и ты не смел меня ослушаться из страха».
— Так нельзя, Трион, — тихо сказал Тор осевшим голосом. – Мы не можем быть вме-сте…
«Кровосмешение… Табу… Наказание…»
— Я же сказал тебе больше не произносить этого слова, — Трион резко перевернул брата на спину, навис над ним, любуясь широко раскрытыми изумрудными глазами. – Никаких «нельзя». Никаких «не можем». Никаких «не должно». Больше нет запретов, Торрен. Мы переступили грань. Причем не сегодня – мы сделали это, когда полюбили, и тогда уже обрекли себя. Сегодня мы лишь стерли эту уже ненужную грань, не оставив от нее и следа.
«Инцест… С родным братом… Кара…»
Торрен слабо улыбнулся.
«Грех…»
— Значит, — он обвил руками шею брата, — мы обреченные?
— Да, — согласился Трион, касаясь его губ. – Мы – обреченные. Если узнают – от нас отвернутся все, — кронпринц внезапно загорелся азартом и начал откровенно дурачиться, — нас изгонят, нас отметят клеймом грешников, нас будут презирать и ненавидеть… Но я все равно будут с тобой. Всегда. Я никогда тебя не оставлю.
Трион от души развлекался, рисуя перед братом эти глупые романтические картины, которые можно было найти в любом второсортном женском романе. Трудно было сказать, верил Торрен болтовне брата или нет, но глаза его горели точно таким же задорным огнем.
И он знал, что последние слова Триона были правдой.
— Только попробуй потом отказаться от этих слов! – сверкнул глазами Тор.
Старший засмеялся.
— Я от своих слов никогда не отказываюсь, ты же знаешь.
Торрен что-то неразборчиво пробурчал, потираясь носом о плечо брата.
— Давай спать, — Трион чмокнул его в щеку. – Устал, наверно?
Он прижал братишку к себе, крепко-крепко, явно намереваясь не выпускать его из объятий всю ночь. Тор довольно засопел, как можно уютнее устраиваясь в сильных, таких надежных и теплых руках брата.
Впервые за долгое время оба заснули счастливыми.

Строфа 9. Пассаж "Благословение" (Вы – мои плоть и кровь, так счастливо спите. Если видит Господь, пусть будет защитой вам…)

Короля Норрена в последнее время беспокоили его сыновья. И Трион, и Торрен странно себя вели. То младшенький сказывался больным и отказывался выходить из комнаты, то старшенькому внезапно словно вожжа под хвост попадала и он начинал бросаться на всех, кто осмеливался к нему обратиться. То Торрен без каких-либо видимых причин принимался хандрить, то Трион замыкался и становился хмурым и мрачным.
Но сравнительно недавно у Норрена отлегло от сердца. Его сыновья выглядели необычайно бодрыми и веселыми и, что радовало короля больше всего, общались на удивление хорошо и гармонично, без огрызаний, ссор, насмешек со стороны старшего и обид со стороны младшего. Торрен подходил к брату смело, не стесняясь, не боясь, разговаривал спокойно, открыто, и Трион отвечал ему с улыбкой, теплой, ласковой, нежной. Норрен сам видел, как старший сын, сидя за столом в своем кабинете за министерскими отчетами, отвлекшись от работы, слушал что-то взахлеб рассказывающего ему брата и со смехом легонько дергал его за волосы. Или как Трион сидел под яблоней в саду, листая книгу, а Тор, набравший спелых яблок, спрыгивал с дерева и бухался рядом с братом, протягивая ему душистый плод. Трион благодарно улыбался и брал яблоко, но забывал про него, любуясь возящимся с «добычей» братишкой, и принимался за трапезу только когда встречал вопросительный взгляд младшего. Видел Норрен и то, как Трион застегивает смущенному Торрену плащ – прямо как много лет назад, когда Тор был ребенком, — помогает ему с конской упряжью, набрасывает ему на плечи свою куртку холодным вечером, ласково взъерошивает ему волосы, отводит за ухо прядь, когда локоны Тора закрывают от него лицо братишки…
Отношения сыновей были для короля как бальзам на душу, и Норрен нарадоваться не мог на своих отпрысков.
— Я вижу, мои сыновья наконец научились ладить, — заметил он как-то Сирину.
— Что, простите? – удивился тот, почему-то бледнея.
— Торрен и Трион. В последнее время они так хорошо ладят. Всегда бы так, — мечта-тельно вздохнул Норрен. Советник споткнулся на ровном месте и подозрительно за-кашлялся.
— Сирин? – король удивленно вскинул бровь.
— Ничего, Ваше Величество! – тот мгновенно выпрямился. – Вы правы, у принцев сейчас полное взаимопонимание.
Норрену показалось, что Сирин чего-то не договорил, но он не стал на этом зацикливаться.
Король дроу и не подозревал, какой его ожидает шок.

Через два дня он направлялся в свои покои после утреннего совета. Какой демон его дернул пойти не обычным путем, а более длинным – через восточную галерею, — он и сам не знал. Но тому демону он был готов оторвать рога за оную проказу.
Еще ничего не видя, он вдруг различил невдалеке звуки, подозрительно похожие на поцелуи. Желая убедиться, что он не ошибается (и в этом случае повернуться и уйти, дабы не стеснять влюбленную парочку), король бесшумно подкрался к повороту галереи и выглянул за угол.
И тотчас прирос к месту.
Трион и Торрен целовались, стоя у окна галереи. Нежно, чувственно, самозабвенно, не слыша и не видя ничего вокруг. Руки Триона обвивали тонкую талию брата и поглаживали узкие бедра – слегка, не позволяя себе заходить далеко. Торрен млел в объятиях старшего – подняв голову (он ведь был ниже Триона) и чуть откинув ее назад, так что блестящий поток черных волос изящно спадал на его спину, младший принц охотно подставлял губы неторопливым поцелуям брата, так же медленно и чутко отвечая на его ласки. Руки его сжимали шею Триона, теряясь в его темных локонах.
Трион не спешил – поцелуи были мягкими, тягучими, сладкими, он то прихватывал губами тонкие губки брата, то щекотал их языком, то скользил им в приоткрытый рот младшего, то даже переходил на щеки и подбородок. Глаза у обоих принцев были закрыты от наслаждения. Судя по тому, какими умиротворенными были лица Триона и Торрена, они испытывали неописуемое блаженство.
Норрен стоял минут пять – и за все это время его сыновья ни на секунду не отвлеклись друг от друга. Наконец опомнившись, король отшатнулся назад, прячась за угол. До него медленно, но неумолимо доходил смысл только что увиденной картины.
Его сыновья целовались.
ЕГО СЫНОВЬЯ ЦЕЛОВАЛИСЬ!
Причем явно не в первый раз! И даже не во второй! И судя по тому, как таял Торрен в руках брата и как трепетно к нему прижимался, одними поцелуями у них дело не ограничивалось!
Последнюю слабенькую надежду Норрена на то, что он что-то не так понял или обознался, нарушил тихий и хорошо узнаваемый голос его старшего сына:
— Придешь ко мне сегодня вечером?
Король мысленно возопил, воззвав ко всем богам и Демиургам, и с обреченным видом выглянул из-за угла.
— Сам придешь, — пробурчал младшенький. – Мне надоело по утрам выскальзывать из твоей комнаты и красться к себе.
— Тебе же нравятся мои покои, — мурлыкнул Трион, нежно целуя его лицо. – Сам говоришь, что в них уютно и спокойно.
— Хватит с тебя! Я и так позавчера чуть с Сирином не столкнулся, когда шел в свою комнату.
Трион фыркнул.
— Братишка, я не знаю эльфа, светлого или темного, который может прокрасться незамеченным мимо этой белобрысой ехидны. Он просто делает вид, что не видит тебя. Зато на советах посылает мне выразительные насмешливые взгляды.
Тор вспыхнул.
— Ах он гад…
Трион, тихонько засмеявшись, прижался губами к его губам.
— Тише ты, а то услышат. И кто у нас тут беспокоится о конспирации?
Торрен насупился и замолчал. Старший принц улыбнулся и еще крепче прижал брата к себе, целуя его. Норрен снова спрятался за углом от греха подальше и уже через секунду понял, что это было правильным поступком.
— Хм, Трион, — подозрительно протянул младший.
— Да?
— Где твои руки?
— Ммм, а где они?
— Однозначно – где не надо!.. Ах… Трион, ты что…
Послышался шум – кажется, старший дроу прижал братишку к стене, — а за ним – шорох ткани и щелчок расстегиваемой пряжки.
— Т-Трион, ты что?! Совсем с ума сошел? Прямо здесь?
— Ну-у, до вечера еще так долго…
— Ненормальный!!
— Никогда не отрицал.
— Трион!.. Ах-х, трэ-э-эш…
Шуршание ткани, трение кожи о кожу, поцелуй – и длинный тихий стон.
— Трио… он… Нет, ну… ну что ты… творишь…
— Тебе не нравится? – голос Триона звучал хрипло и тяжело – видимо, от возбуждения.
— Ты… дурак… зачем… спра… Ах!... Три… Ах!
Тор подавился воздухом и протяжно застонал. Стон через мгновение оборвался – видимо, Трион накинул на них «полог безмолвия».
Сомнений у короля не оставалось.
Трэш фар’рехт, джер васс торр! Его сыновья трахаются друг с другом прямо в коридоре родного дворца!
Норрен как во сне дополз до своего кабинета, запер дверь, упал в кресло и закрыл лицо руками.
«Боги, за что же вы меня так любите?!!»

Во время вечернего отчета Сирина Норрен так пристально смотрел на своего Советника, что тому стало не по себе.
— Это все. Есть какие-то вопросы, Ваше Величество? – по обыкновению спросил Си-рин, закончив доклад.
— Угу. Только один, лорд Ро’Шерр, — король откинулся на спинку кресла, сцепив руки в замок.
— Да, Ваше Величество? – голос Сирина звучал несколько натянуто – он явственно чувствовал подвох.
— Как давно мои сыновья спят вместе?
Ро’Шерр с трудом удержал невозмутимое выражение лица.
— Простите, Ваше Величество, что? Я не понима…
— Прекрасно ты все понимаешь, Сирин, — оборвал его король. – Я все знаю, так что не притворяйся.
— Что именно вы знаете? – счел нужным уточнить Советник.
— Что мои сыновья спят друг с другом, и что ты в курсе этого! – хмуро сообщил Норрен.
Ро’Шерр промолчал. Отнекиваться было бесполезно.
— Так как давно, Сирин? – повторил свой вопрос король.
Советник на несколько секунд задумался.
— Хм-м… месяца три, Ваше Величество.
— С… Сколько?! – изумился Норрен. – И я до сих пор не знаю?!!
Сирин неопределенно передернул плечами.
— Это все, что вы хотели узнать, Ваше Величество?
Норрен прикрыл лицо рукой.
— Да, свободен. Ах да, позови мне Триона.
Сирин поклонился королю и, мысленно рисуя старшему принцу дроу пышные похороны, вышел из кабинета.

— Отец, — в королевский кабинет заглянул Трион. – Ты хотел меня видеть?
— Да, — странно хмурый – а ведь в последнее время у него было хорошее настроение – король Норрен отложил какую-то бумажку. – Проходи.
Трион прикрыл за собой дверь.
— Что-то случилось, отец? – он остановился в паре шагов от стола.
— Слухи, мальчик мой, — Норрен привычно сцепил руки в замок. Старший принц забеспокоился – это была плохая примета. – Меня весьма беспокоят слухи, бродящие в последнее время в свете.
— Какие слухи? – Трион сдвинул брови.
— Ну, например, что у нашего глубокоуважаемого Советника есть любовница в Дилонии…
— Мне жаль Дилонию, — искренне сказал принц.
— Или что я изменяю королеве с леди Шантил…
— Мне жаль леди Шантил.
— Это ты на меня намекаешь? – усмехнулся Норрен.
— Нет, на маму. Она ревнивая. Среди этих слухов есть хоть что-нибудь более-менее правдивое и заслуживающее внимания?
— Есть, — охотно ответил король. – Например, разговоры о том, что ты спишь со своим младшим братом.
Трион бросил на отца быстрый взгляд. На секунду в его глазах проступило беспокойство и испуг, но их тут же сменили привычная холодность и невозмутимость.
— Что за глупости?
— Не притворяйся, Трион, — голос Норрен стал сухим и серьезным. – Я все знаю.
Глаза старшего принц сузились.
— Что ты знаешь?
— Что ты трахаешь своего младшего брата, — безжалостно сообщил король.
Трион изо всех сил старался сдерживаться – и, отдавая ему должное, надо признать, получалось у него неплохо. Однако мускулы на его лице вздрагивали, а в глазах то проявлялась, то исчезала тревога. Норрен догадывался, что, хотя внешне его сын кажется спокойным и непоколебимым, внутри у него все кипит и переворачивается от страха.
— Кто тебе сказал?
— Никто. Я сам видел.
У принца дернулся уголок рта. Отец не лжет – он ясно понимал это.
— Я все знаю, Трион, — повторил Норрен. – Ты спишь со своим младшим братом.
Наследник трона дроу молчал долго. Наконец он прямо посмотрел на отца.
— И что?
Норрен уронил челюсть. Мысленно, разумеется – он не мог себе позволить сделать это буквально.
«Да мальчишка совсем охамел! Это ж надо…»
— Ты не будешь отрицать? – поинтересовался король.
— А смысл? Ты же сам видел, — Трион беспечно качнул головой, стараясь сохранять хладнокровие. – Хотя ты несколько ошибся. Это происходит против воли Торрена.
— Ч… ЧТО?! – изумился Норрен.
— Я насилую его, — пожал плечами принц. – Просто затаскиваю в свою постель каждую ночь и беру без его согласия.
— Трион, что ты…
— Я пригрозил, что накажу его, если он кому-нибудь расскажет, поэтому он молчит, — слова давались Триону удивительно легко – что ж, он много раз рисовал в воображении эту сцену. – Но раз уж ты сам все видел…
Норрен несколько раз недоуменно моргнул, а потом вдруг усмехнулся, понимая.
— Лжец, — просто сказал он. Трион быстро взглянул на отца. – Пытаешься оправдать его? Не старайся. Я видел вас целующимися в коридоре. Судя по тому, как отвечал тебе Торрен и как он обнимал тебя, все происходит с полного его согласия.
Трион мучительно пытался сообразить, когда же это отец смог их засечь – в коридорах они целовались каждый день и не по одному разу.
— Трэш, — цокнул он языком.
— Фар’рехт, — согласился Норрен.
Отец и сын помолчали.
— Ну и что будем делать? – вопросил король.
Трион не ответил.
— Может, мне просто выслать Торрена из страны к демоновой бабушке, а тебя завалить работой так, чтобы о сексе и думать времени не было?
Трион сжал губы.
— Я люблю его, отец.
Норрен нахмурился, перелистнул несколько бумаг на столе.
— Ты же не думал, что я одобрю эту любовь?
Трион внезапно шагнул к креслу отца и упал на колени, уткнувшись лицом в бедро родителя.
— Отец, прошу… — голос старшего принца был хриплым от волнения. – Я умоляю тебя... Делай со мной все, что угодно, только не трогай Торрена. Он не виноват… Клянусь богами, это я! Я сделал первый шаг. Торрен не хотел… он все время твердил, что это грех и так нельзя, но я заставил его забыть об этом. Потом… потом он рыдал навзрыд, осознавая, что только что совершил кровосмешение. Отец… — кажется, Трион не сдержал всхлипа, но Норрен не был уверен, что ему не послышалось. – Торрен… Он давно любит меня… Но он слишком прочно вбил себе в голову мысль о запретности этой любви и… Отец, он спал с Дариэлем и Сирином, пытаясь забыть меня…
Норрен поперхнулся воздухом.
— …надеясь, что они заменят ему меня. Я видел… я видел собственными глазами, я слышал, как, отдаваясь светлому, он плакал и произносил мое имя, представляя, что он занимается любовью со мной. А я… — голос Триона дрогнул. – Я так же заменял его Оллеро…
Норрен с явно суицидальными мыслями посмотрел на свои клинки.
— Помнишь, полгода назад он вдруг отказался выходить из своей комнаты, сославшись на болезнь, и гнал от себя любого, кто пытался сунуться к нему? Тогда он застал меня с Оллеро. А я… я и не заметил. Дариэль сам пришел к нему и предложил стать заменой. Тор согласился. Светлый… — Трион скрипнул зубами, — светлый стал его первым. А потом, когда он уехал, Торрен начал чахнуть и… потащился просить помощи у Сирина.
Норрен с еще большей тоской покосился на оружие.
— Позже я увидел его с Дариэлем. Он отдавался светлому… а произносил мое имя. Через два дня после этого я пришел к нему и…
Норрен глубоко вздохнул, прикрывая глаза.
— Отец, умоляю, — Трион уткнулся лбом в колено родителя, — со мной… делай со мной все, что угодно, но Тора… прошу тебя… Он ни в чем не виноват, он не хотел… Он бы не решился, если бы не я. Он… он всего лишь полюбил.
— Как и ты, — заметил Норрен, перебирая пальцами волосы сына.
— Да, — Трион еще ниже опустил голову. – И что же нам теперь делать? Снова находить для замены дешевые подделки, искать суррогатную любовь, топить настоящие чувства в фальшивом наслаждении с другими? Я больше так не смогу. И Торрен тоже. Если… если мы расстанемся, он сойдет с ума.
Трион замолчал.
Норрен долго раздумывал, машинально поглаживая сына по голове. Наконец он вздохнул.
— Что же мне с вами делать, дети мои…
Трион не издал ни звука.
— Встань, Трион.
Принц молча повиновался. Глаза его, как заметил король, были красными, но он не плакал, и на лице его застыла решимость.
— Ты ведь понимаешь, что совершил?
— Я люблю его, — упрямо повторил Трион. – Люблю больше жизни. Я не могу жить без него.
Норрен с коротким стоном откинул голову на спинку кресла.
— О боги, Трион, он же твой родной брат…
— И что с того?
— Ты осознаешь…
— Что это дважды нарушает установленные моральные нормы? Вполне.
— И ты готов принять то, что будет, если все узнают?
— Готов.
— А Торрен?
— Я сделаю все, чтобы оправдать его, — Трион усмехнулся. – Хотя он и будет возражать. Тор справится не хуже меня, я знаю.
Норрен тяжко вздохнул и прикрыл глаза рукой.
— Боги, кого я вырастил…
«Детей, умеющих по-настоящему любить», — внезапно понял он.
Норрен окинул ждущего его решения сына взглядом и, встав с кресла, подошел к мгновенно напрягшемуся Триону.
Король взял голову сына обеими руками и поцеловал его в лоб.
— Что ж с вами делать, паршивцы… Иди и чтоб больше мне на глаза в такие пикантные моменты не попадались.
Трион ошалело уставился на отца.
— Что?!
— В своих покоях, говорю, трахайтесь, с накинутым на них «пологом безмолвия» и «сетью тишины»! – рыкнул король. – А не на столах в гостевых комнатах и не у стен в коридорах!
— Нет, я… ты что, ничего не будешь…
— А что я должен сделать, по-твоему? – хмуро спросил Норрен. – Наказать вас? Смысл? Разлучить? Да вы друг без друга зачахнете! Запретить? Как будто вы послушаетесь!
Лицо Триона медленно светлело.
— Отец, ты…
— Что? Я кому сказал, кыш с глаз моих, пока я не передумал!
Трион улыбнулся, но тут дверь распахнулась, и в кабинет ураганчиком влетел Торрен.
— Отец, пожалуйста, не…
Норрен со стоном упал в кресло.
— Боги, да за что же мне это?!
Тор недоуменно захлопал глазами, но Трион перехватил его и закрыл ему рот поцелуем, чтобы не брякнул лишнего. Торрен начал вырываться как ненормальный.
— Трион, ты что?! Отец же…
— У отца инфаркт, — мрачно сообщил Норрен. – Так что он ничего не видит и не слы-шит. Валите отсюда, кому сказал!
— Уже, — Трион кивнул и подтолкнул ничего не понимающего братишку к выходу.
— Трион, да что происхо… — возмущенно начал Тор, когда за ними захлопнулась дверь, но брат перебил его.
— Отец принял, — улыбнулся Трион, притягивая младшего к себе. – Он понял.
— Что? – Торрен изумленно посмотрел на него. – К-как – принял?
— Вот так. Принял, — и Трион, воспользовавшись изумлением братишки, накрыл его губы своими. Проходящий мимо Сирин чуть не налетел на колонну, ругнулся на иллаэрини и ошарашено уставился на вконец обнаглевших принцев, открыто целующихся прямо у кабинета их отца.
— Совсем чокнулись их высочества, — процедил Сирин, делая вид, что ничего не видит.
Боль в глазах ему удалось скрыть.

Строфа 11. Пассаж "Свобода" (И без усилий обменять слёзы - на страсть, вздохи – на крылья, равным ветру стать…)

Торрен был в полном восторге от поездки. Местности близ границ действительно были красивые, и леса радовали глаз яркой зеленью стройных дубов и берез и обилием цветов на просторных опушках. Через леса протекала река, впадающая в небольшое озеро, которое находилось в двух милях от охотничьего домика и которое Трион обещал показать брату.
— Приехали, — объявил Трион, слезая с коня. Тор с интересом посмотрел на деревянный двухэтажный дом. Прислуга действительно содержала его в идеальной чистоте, так что трудно было поверить, что дом не навещали уже полтора века. Однако всю прислугу Трион отослал, так что братья были совершенно одни во всем лесу.
Тор тут же кинулся осматриваться и обустраиваться. Разумеется, охотничий домик, даже принадлежащий королевской семье, не мог сравниться по пышности и удобствам с дворцом, но был весьма уютным и милым.
— Здорово! – Торрен сбежал по лестнице со второго этажа.
— Нравится? – улыбнулся Трион.
— Ага, очень! – Тор подлетел к брату, обнял его за шею и поцеловал в губы. – Я пойду разберу вещи. Давай будем жить в восточной комнате с камином?
— Я и хотел ее предложить, — Трион коснулся губами его виска.
— Тогда я побежал, — Тор чмокнул его в щеку и бросился наверх.
Весь день они возились с вещами и обустраивали домик. Ночи здесь были холодные, поэтому Трион вечером растопил камин в их комнате. Торрен валялся на постеленной на полу шкуре какого-то зверя – густой, темно-серой, похожей на волчью, — и смотрел в огонь. Трион сидел в кресле с книгой, но то и дело отрывался от чтения и с удовольствием поглядывал на брата.
— Здесь хорошо, — вздохнул вдруг Торрен. – Так спокойно и умиротворенно. Никаких придворных интриганов, сплетен, шепотков за спиной, язвительных комментариев одной белобрысой язвы и двусмысленных взглядов…
Трион улыбнулся. На это и был расчет.
— Я рад, что тебе нравится.
Тор, довольно фыркнув, перевернулся на спину, сладко, как кот, потянулся, жмурясь. Трион замер, наблюдая за братишкой. А Тор, словно нарочно, изящно выгнулся, расстегнул несколько верхних пуговиц на рубашке, бросил на старшего томный взгляд из-под прикрытых век, слегка раздвинул ноги…
— Ты меня соблазняешь? – поинтересовался Трион, откладывая книгу.
— Судя по всему, — согласился Торрен, изящно поводя плечами.
Тион вздохнул, встал – и уже через секунду навис над братом, с удовольствием заглядывая в изумленные изумрудные глаза.
— Паршивец… — прошептал он, прикасаясь к его губам. Тор обхватил его за шею, жадно отвечая на поцелуй, тихонько застонал, когда брат присосался губами к его шее и начал сдирать с него рубашку, и еще шире развел ноги, зовя, предлагая, умоляя…
Они занимались любовью прямо на полу, на серой шкуре, под уютный треск дров в камине, вплетающийся в тяжелое дыхание и протяжные стоны, в шорох меха и трение кожи о кожу, во влажные звуки поцелуев и ласк. Торрен, как подумал Трион, давно не отдавался так страстно и так самозабвенно, так спокойно и так сладко одновременно.
После они долго лежали на шкуре, прикрывшись одеялом. Сонно посапывающий Тор удобно пристроил голову на груди брата, и тот задумчиво перебирал длинные черные волосы младшего и прижимал их к губам.
«Братья, да…»
Трион усмехнулся. Давно он об этом не думал. Сделать любовником собственного младшего брата… Интересно, что бы сказали об этом в свете? Что он просто воспользовался своей властностью и авторитетом старшего брата, своим влиянием на Торрена, соблазнил его, искусил своей опытностью и умелостью, очаровал изощренными ласками и сделал из младшего послушную постельную игрушку для удовлетворения собственной похоти? Вряд ли свет поверит, что мужчина может полюбить мужчину и, более того, брат – влюбиться в родного брата.
А впрочем, плевать.
Трион посмотрел на прехорошенькую мордашку Торрена – во сне его младшенький был неописуемо мил, — и подумал, что ради него он сделает все. Даже невозможное.

Торрен наслаждался свободой. Он пил ее, как воду, беря все от каждого мгновения и радуясь каждой секунде, он вдыхал ее полной грудью, он обнимал ее, раскрывал ей свое сердце, делая частью себя, он улыбался и отдавался ей.
Порой он вскакивал ни свет ни заря – только чтобы полюбоваться рассветом, — будил брата и тащил его, сонного, слабо сопротивляющегося, за руку, на балкон, и широко раскрытыми от восхищения изумрудными глазами смотрел на встающее солнце. Трион медленно просыпался и, видя восторг братишки, улыбался, а потом, залюбовавшись его тонкой, гибкой фигуркой, пристроившейся на перилах балкона – Тор был в одних бриджах, — нередко забывался и брал его прямо там, сваливая с перил на пол.
После завтрака они отправлялись на прогулку – и Тор не уставал любоваться красотами лесов, не уставал изучать их и исследовать – каждую тропку, каждую чащу, каждую опушку, — находить птичьи гнезда, звериные норы, лесные ручейки, — он был как ребенок, который, впервые попав в деревню, бегает везде и всюду сует свой любопытный нос, стремясь все найти, понять и изучить. Он лазил по деревьям, забирался в самые густые чащи, спускался в овраги – и Трион со вздохом следовал за ним. Порой они проводили вот так в лесу целый день, подкрепляясь захваченными с собой припасами, и возвращались домой только к вечеру, оба грязные, пыльные, поцарапанные, смертельно уставшие, но довольные. Тор тянул брата мыться – и, как правило, они занимались любовью прямо в ванне, забыв об усталости и боли. Трион сам заворачивал уже засыпающего братишку в полотенце, вытирал, нес в комнату, переодевал, укладывал в кровать, укутывал в одеяло, топил камин и только после этого ложился рядом с братишкой, привлекал его к себе и медленно засыпал, вглядываясь в его лицо и напрочь забывая о погасающих дровах. Бывало, утром он просыпался от холода и, радуясь, что Тор греется в двух одеялах, мчался заново растапливать камин, так что когда братишка продирал глаза, в комнате уже было тепло.
В жаркие дни Торрен тащил брата на озеро и плескался там до изнеможения, смеясь, как ребенок, ныряя на самое дно и делая заплывы до противоположного берега. Устроившийся на бережку Трион с удовольствием наблюдал за плавающим братом, за его плавными, красивыми движениями рук, прямой спиной, на которой оседали брызги, разметавшимися, мокрыми темными волосами… Так что когда Тор, отфыркиваясь, возвращался к брату, тот обычно хватал его в охапку, валил на песок, отшучиваясь тем, что хочет согреть явно замерзшего братишку, и брал прямо на земле. Торрен, даже не думая сопротивляться, покорно распластывался на теплом песке, позволяя брату делать с собой все, что тот пожелает.
Леса, казалось, только и были созданы для того, чтобы однажды стать лоном их счастья – так естественно Триону казалось заниматься с братом любовью прямо на залитых солнечным светом опушках; у раскидистых дубов, прижимаясь к шероховатой, пахнущей мхом и влагой коре; и особенно – прямо в озере, на мелководье, когда контраст между прохладной водой и горячим телом ощущался так четко, а потом начинал стираться, когда Торрен, постанывая, зарывался пальцами во влажный песок, когда капельки воды скользили по всему его телу, делая его еще более привлекательным, хотя такое казалось уже невозможным, когда крики заглушались громким плеском и воздух наполнялся стонами пополам с брызгами.
Но, пожалуй, больше всего Трион любил спокойные вечера в их комнате с жарко натопленным камином, тихие, умиротворенные, полные ласки и нежности, теплые, мягкие, счастливые. Трион, удобно устроившись на подушках, лежа листал какую-нибудь книгу, а Торрен, пригревшись у него под боком, либо дремал, либо игрался с его волосами, а то и, устроившись рядышком, перебирал собранные днем в лесу ягоды или фрукты. Чаще всего это была земляника – Торрен ее обожал, а в здешних лесах ее было в изобилии. Лукаво косясь на Триона, Тор закидывал в рот мелкие алые ягодки, а потом начинал приставать к брату: катал землянички по его коже, прикладывал их к его щекам, подносил ко рту и начинал кормить – из рук, из губ в губы, через поцелуй – и заканчивались эти игры соответственно. Не раз Трион, просыпаясь утром, пугался, видя на простынях красные следы, и успокаивался, понимая, что это просто раздавленные ягоды.
А иногда вечерами Торрен садился за стол и принимался что-то сосредоточенно пи-сать. Трион, заинтересовавшись, подходил, становился сзади, с любопытством заглядывая в листы, но Тор мгновенно ложился на столешницу, закрывая от брата написанное и смущенно косясь на него. Кронпринц улыбался и отходил. В постели он пытался выпытать у братишки, что же такое он пишет, изводил его изощренными ласками, терзал мучительно-тягучим ожиданием, но Тор молчал, как пленный эльф на допросе. Ну ладно, не молчал – стонал в голос, кричал, скулил, но тайну выдавать отказывался.
Позже Торрен все-таки показал ему свои записи – это было что-то вроде дневников, но без указаний имен, мест и прочего – все было довольно абстрактно и сумбурно и напоминало скорее выхваченные из потока сознания мысли, сквозь которые фоном проходили образы природы. Триону понравилось.
— Да ты поэт, малыш. Хотя слог у тебя ужасный, — шутливо заявил он и засмеялся, падая на кровать и перехватывая руки бросившегося его душить братишки.
— Сволочь! Я тут ему… а он… — яростно пропыхтел Тор, но, зацелованный извиняющимся старшим и прижатый к постели его сильным телом, сменил гнев на милость.
Лишь однажды Торрену приснился кошмар – и он проснулся с вскриком, разбудив Триона, сел на постели, тяжело дыша, и закрыл лицо руками. Его била дрожь.
— Тор? Что такое? – перепугавшийся Трион привлек младшего к себе, стиснул в объятиях. – Милый мой, хороший, что случилось? Кошмар?
Всхлипывающий Торрен лишь дернул головой, кивая. Трион долго успокаивал его, прижимая к себе, гладил по голове, шептал ласковые слова, покрывал нежными поцелуями его лицо, и наконец Тор, взяв себя в руки, но все еще шмыгая носом и сбиваясь, рассказал ему о кошмаре.
— Мне… приснилось, — всхлип, — что ты начинаешь мен забывать… Я, чтобы вызвать твою ревность, даю тебе застукать себя в коридоре с каким-то дроу. А ты… ты злишься, избиваешь меня, насилуешь и… и уходишь… — Тор затрясся всем телом.
— Ну и глупые у тебя сны, малыш, — вздохнул Трион, который во время этого пересказа весь передергивался от ужаса, и поцеловал брата в макушку. – Ну, успокойся. Все хорошо, я рядом. Я всегда буду рядом с тобой.
Тор дрожал в его объятиях – в этот момент он показался кронпринцу как никогда беззащитным, слабым, нуждающимся в ласке и утешении. Трэш, он же всего лишь мальчишка, с какой-то грустью подумал Трион, мальчишка, да еще без памяти влюбившийся в собственного брата…
Трион не выдержал – завалил все еще слабо хныкающего младшего на постель, лаская и целуя, собирая губами слезы с его лица, плавно раздвинул ему ноги…
После Трион не мог заснуть – и, махнув на все рукой, вылез из кровати растопить камин. Странно, но это простое занятие успокаивало и помогало собраться с мыслями. Правда, гораздо большее умиротворение наводил Тор, завернувшийся в одеяло и сладко посапывающий, но умственной работе он отнюдь не способствовал – даже наоборот…
Трион усмехнулся и, закончив с камином, вернулся в постель, привлек братишку к себе, поцеловал.
— Я с тобой, малыш.
Больше Торрену кошмары не снились.

Однажды Тор, дабы сделать брату приятное, попытался приготовить ему омлет. Ключевое слово здесь – попытался. Трион, чинно сидящий за столом в ожидании завтрака, с огромным интересом наблюдал за процессом.
— Котенок, если ты порежешься, подойти – я залижу ранку, — мурлыкнул он, следя, как братишка нарезает хлеб.
— Пошел ты… — Тор мгновенно покраснел как рак. – Мы тогда точно останемся без завтрака, ибо одним зализыванием ты наверняка не ограничишься.
— Ммм, пожалуй, — согласился Трион. – Но я готов ради такого пожертвовать завтраком.
— Озабоченный!
— Просто ты у меня неимоверно красивый и соблазнительный, ну как я могу удержаться?
— Тебе сегодня ночью мало было? – прошипел Тор, проклиная пылающие щеки и кончики ушей.
— Очень мало, — сокрушенно покачал головой Трион. – Всего два раза…
— А обо мне ты подумал???
— Тор, сладкий мой, да я только о тебе думаю! И по-моему, кто-то вовсе не сопротивлялся, когда я намекнул о втором разе…
— Попробуй тебе сопротивляться, ага, — пробурчал Тор, передвигая грязные тарелки.
— Ну так чем ты недоволен, малыш? – усмехнулся Трион. – Гм, Тор, солнце мое, если ты возжелал меня отравить – так и скажи, я лучше сам…
Торрен, по-кошачьи зашипев, запулил в него полотенцем и тут же ойкнул – развер-нувшись, он обжег руку о горячую сковородку.
— Ну вот, я же сказал! – всплеснул руками Трион, вставая и подходя к брату. – Больно, малыш?
— Не больно! И не называй меня так! – огрызнулся Тор, дуя на палец. Кронпринц взял его ладонь в свою и прижался губами к обожженному месту.
— Ничего страшного, быстро заживет, — заявил он, вылизывая ожог.
— А если быстро, какого демона ты…
— А так заживет еще быстрее! Ну и потом, мне просто понравится, — намекающе протянул Трион, скользнув языком по пальцу Тора.
— Трио-о-он… — Торрен мрачно посмотрел на брата. – Завтрак…
— Подождет, — заявил старший, бухаясь на стул и притягивая младшего к себе на колени.
— Трион, ты что… нет… ах… Три… он…
— Мм? Мне остановиться? – поинтересовался Трион, на секунду отвлекаясь.
— Н-нет… продолжай…

Трион прежде не замечал у своего младшего такой любви к природе. Бегающий по лесам и лезущий во все норы Торрен мог долго любоваться какой-нибудь бабочкой, опустившейся на куст малины, или мохнатой толстой пчелой, перелетающей с цветка на цветок, или слушать раздражающий, по мнению Триона, стрекот кузнечика, или наблюдать за тащащим хвоинку муравьем, или за тем, как стекает из сложенных ковшиком ладоней чистая родниковая вода, или как пробиваются из земли свежие ростки новых трав…
Тор любил цветы – этого Трион тоже не знал и потому удивлялся, замечая, с каким восторгом его младший рассматривает блеклые веточки тысячелистника и голубенькие лепестки васильков, как он утыкается носом в нежные розовые венчики мальвы, осторожно теребит пальцами стебли фиолетовых колокольчиков и щекочет губы крохотными головками ландышей, трогает пальцем бутончики лесных фиалок и, смеясь, посасывает оторванные трубочки клевера и предлагает ему, хитро сверкая глазами и говоря, что «Они сладкие».
Однажды Торрен прибежал к брату, дремлющему под деревом на краю опушки, с венком из полевых ромашек в руках и с гордым видом водрузил ему на голову.
— Нравится?
Лицо его так сияло поистине детской радостью, он так ждал похвалы, так надеялся, что брат оценит подарок, что Трион рассмеялся и привлек его к себе, жадно целуя в нос, в щеки, в губы, в глаза – куда придется.
— Очень, малыш!
Торрен замурчал и послушно дал уложить себя на траву.

— Не хочу уезжать, — уныло сказал Тор брату за два дня до возвращения. – Я бы хотел навсегда остаться здесь.
Трион вздохнул, перебирая пальцами волосы младшего.
— Знаю, малыш. Но нас ждут.
— Вот почему мы не родились простыми смертными? – проворчал Торрен, пристраивая голову на плече брата. – Ну или хотя бы не принцами дроу…
— Прихоть судьбы, — улыбнулся Трион, ненавязчиво скользя ладонью по его талии.
— Прихоть судьбы – это то, что я влюбился в своего родного брата, — пробурчал младший, нагло закидывая колено на его бедро.
— Судьба – своенравная дама, — согласился Трион.
Тор еще что-то недовольно пробормотал себе под нос и вздохнул, обвивая руками шею брата.
— Не хочу уезжать, — тихо повторил он.
— Мы еще вернемся, — пообещал Трион.
— Правда? – оживился Тор.
— Непременно, — кивнул кронпринц и с усмешкой добавил: — Если будешь себя хорошо вести.
Тор недовольно заурчал, дергая брата за волосы. Трион, смеясь, привычно подмял его под себя, присосался поцелуем к губам.
— Вернемся, — выдохнул он. – Обязательно…
Торрен угрюмо посопел, поворчал, подулся, но потом смягчился – и застонал под братом, тоже – привычно – выгибаясь в его руках и двигаясь ему навстречу.
Через два дня они уехали.

Эпилог (Моя любовь с тобой - навсегда...)

— Трион, можно? – в кабинет заглянул Торрен. Старший принц оторвался от бумаг.
— Тор? Заходи, — махнул он. – Что ты спрашиваешь, я же говорил, чтобы ты заходил разрешения.
— А Сирин тоже без разрешения заходит? – хмыкнул Торрен, приближаясь к столу брата.
— Ревнивец, — Трион откинулся на спинку кресла. – Сирин и Дариэль до сих пор по тебе страдают, бедняги, хотя уже сменили демон знает сколько любовниц.
Он нахмурился, потер глаза. Торрен, скользнув за спину брата, склонился над ним, обнял его за плечи.
— Устал? – шепнул он, целуя старшего в висок.
— Дел до кучи. А еще ночью меня кое-кто заездил, — коварно добавил Трион, дергая младшего за волосы.
— Кто еще кого заездил? – возмутился Тор. – Сдается мне, ночами ты гораздо более энергичен, чем днем! Давай сравним твою работоспособность в постели и в рабочем кабинете!
— В моем рабочем кабинете нет тебя, — усмехнулся Трион, ловя локон братишки и прикладывая его к губам. – В отличие от моей постели.
Торрен только фыркнул.
— И все равно, ты себя таким темпом скоро загонишь, — он скользнул губами по скуле брата. Трион вздохнул.
— Отец стареет, Тор, и собирается вскоре отойти от дел. А это значит, что королем стану я.
Братишка занервничал – это Трион понял, даже не видя его лица.
— Тор?
— Ты… станешь королем… и что?
— Что? – удивился кронпринц. – Разве что-то должно измениться?
— А не изменится?
Трион цокнул языком. Даже по прошествии стольких лет, проведенных вместе, его братишка оставался мнительным ревнивцем и собственником. И этим ужасно походил на самого Триона.
— Дурачок. Да куда я без тебя?
— Тебе жениться придется! – заныл Торрен. – У короля должна быть жена!
— Да не буду я брать жену, Тор! – поморщился Трион. – Вся Ларелла уже знает, что наследный принц дроу спит со своим младшим братом, так что за меня ни одна женщина не пойдет, даже если я буду просить ее руки, а этого я делать не намерен.
— Королю нужны наследники! – упрямо тряхнул головой Торрен.
— Заведу ребенка от какой-нибудь наложницы. Эту-то измену, надеюсь, стерпишь? – Трион пристально посмотрел на брата. По его глазам было ясно, что если Торрен воспротивится, то он упорствовать не станет.
— Стерплю, — надулся младшенький. – Ты меня таким эгоистом считаешь – оставить без наследника родное королевство?
Старший принц засмеялся, поймал пальцами упавший на его плечо локон брата, снова прижал к губам.
— Я люблю тебя, — тихо произнес он. – Да’аррт.
— Я люблю тебя, — эхом отозвался Торрен, ниже склоняясь над ним и целуя его шею. – Да’аррт.

— Торрен?
— Да? – брат переворачивается на живот, смотрит хитрыми зелеными глазами из-под упавшей на лицо челки, улыбается – нежно и задумчиво, видимо, любуясь им.
— Ты ведь всегда будешь рядом со мной?
Братишка на мгновение в удивлении вскидывает брови, но почти сразу губы его снова раздвигаются в улыбке – теплой, ласковой, любящей.
— Зачем ты спрашиваешь, глупый? – шуршат простыни – младший подползает к нему, скользит руками по сильным плечам, кладет голову на грудь, весело и озорно заглядывая в глаза. – Конечно. Всегда. Я ведь твой.
— Мой… — выдыхает он, проводя пальцами по щеке брата. Тот приникает к его ладони, жадно ловя эту ласку, прикрывает глаза, поворачивает голову, касаясь губами пальцев старшего.
Брат мой, брат…
Он ласкает тонкую шею, поднимается выше, мягко приподнимает подбородок, дотрагивается подушечкой большого пальца до нижней губы и, не выдержав, притягивает его к себе.
Брат мой, брат…
— Люблю тебя, — шепчет он ему на ухо. – Больше жизни.
Сколько он уже признавался ему в любви, получая за это радостные улыбки, нежные поцелуи и ответные признания – и каждый раз был как первый…
— Я тоже люблю тебя, — говорит младший и на этот раз, обвивает руками его шею и целует его – трепетно и страстно, тепло и завораживающе, — так, как умеет только он один.
Брат мой, брат…
Он прижимает его к себе, жадно отвечая на поцелуй и перехватывая инициативу, зарывается руками в длинные черные волосы.
— Люблю… Мой. Навеки. Твой. Навсегда.
Это было сказано уже много, много раз, но ему все кажется мало, и он повторяет и повторяет это – каждый день, каждый вечер, каждую ночь…
— Навсегда…
Мы навсегда вместе.
Не так ли, брат мой?